Приходит врач, на воробья похожий...
Приходит врач, на воробья похожий,
и прыгает смешно перед постелью.
И клювиком выстукивает грудь.
И маленькими крылышками машет.
– Ну, как дела? –
чирикает привычно. –
Есть жалобы?.. –
Я отвечаю:
– Есть.
Есть жалобы.
Есть очень много жалоб...
Вот, – говорю, –
не прыгал с парашютом...
Вот, – говорю, –
на лошади не ездил...
По проволоке в цирке не ходил...
Он морщится:
– Да бросьте вы!
Не надо!
Ведь я серьёзно...
– Я серьёзно тоже.
Послушайте, великолепный доктор:
когда-то в Омске
у большой реки
мальчишка жил,
затравленный войною...
Он так мечтал о небе –
синем-синем!
О невозможно белом парашюте,
качающемся
в тёплой тишине...
Ещё мечтал он
о ночных погонях!
О странном,
древнем ощущенье скачки,
когда подпрыгивает сердце к горлу
и ноги прирастают к стременам!..
Он цирк любил.
И в нём –
не акробатов,
не клоунов,
не львов, больших и грустных,
а девочку,
шагающую мягко
по воздуху,
спрессованному в нить.
О, как он после представлений клялся:
«Я научусь!
И я пойду за нею!..»
Вы скажете:
– Но это всё наивно... –
Да-да, конечно.
Это всё наивно.
Мы –
взрослые –
мечтаем по-другому
и о другом...
Мечта приходит к нам
ещё неосязаемой,
неясной,
невидимой,
неназванной, как правнук.
И остаётся в нас до исполненья.
Или до смерти.
Это всё равно.
Мы без мечты немыслимы.
Бессильны.
Но если исполняется она,
за ней – как ослепление –
другая!..
Исполнилось лишь самое начало.
Любовь исполнилась
и крик ребёнка.
Исполнились друзья,
дороги,
дали.
Не все дороги
и не все друзья, –
я это понимаю!..
Только где-то
живут мечты –
наивные, смешные, –
с которых мы и начали мечтать.
Они нам в спины смотрят долго-долго –
вдруг обернёмся
и «спасибо!» скажем.
Рукой взмахнём:
– Счастливо!..
Оставайтесь...
Простите за измену.
Мы спешим... –
Но, может, это даже не измена?!
...А доктор
собирает чемоданчик.
Молчит и улыбается по-птичьи.
Уходит.
И уже у самой двери
он тихо говорит:
– А я мечтал...
давно когда-то...
вырастить
овчарку...
А после
подарить погранзаставе...
И не успел... –
Действительно, смешно.
