Пирожок
«Голод — не тётка, — пинаю я себя, с опаской высовывая кончик носа на балкон, — непогода ещё неизвестно сколько продлится, а жрать охота уже сейчас!»
Осенний день и вправду ничем не радует: словно девица о своём любимом, льёт горючие слёзы. И так с самого утра. Холод, низвергающийся потоп с неба, недовольное бурчание грома. Небеса сердито тарахтят каплями в стёкла.
Эх! Ещё и до аванса каких-то пару дней. На карте почти пусто, как на дне высохшего моря, только какие-то песчинки и лежат. Вот потому лишний раз и неохота выходить на встречу с этой царевной Несмеяной, что устроила затяжную истерику на улице. Особо не разгонишься, настроение минорное. Но желудок протестует, занудно, но с завидным упорством, выводя то ли всем известный отрывок из сонаты номер два си бемоль минор Шопена, то ли новую аранжировку сарабанды. Я не в силах ему противостоять: быстренько одеваюсь, накидываю сверху дождевик и бегу в магазин под торжествующие пляски молний и аккомпанемент грома.
В магазине полно точно таких же, как и я, снующих между полками, иногда наглых, иногда деловитых муравьёв. Но сегодня у меня не будет шопинга, в виду ограниченных финансовых возможностей. Приложение, ехидно подмигивая, говорит, что на карте осталась сумма, которой хватит на баклажку воды, кило манки и пакет молока. Ну ничего, нам бы день простоять, да ночку продержаться. И не такая диета бывала.
На кассе, как всегда, очередь. Конечно, повезло, погода, точнее непогода, наложила свой отпечаток: у транспортёра людей в два раза меньше, чем обычно. Терпеливо дожидаясь своего часа, просматриваю сообщения в вайбере. И тут от этого важного занятия отрывает крик кассира: «Охрана! Отмена!» Невольно смотрю, что там такое.
У кассы старушка просит отменить кусок сыра, который не вписался в её бюджет. Охранник, недовольно ворча, нажимает отмену и отходит. Кассир снова пытается провести чек, называет сумму бабульке. Та опять вздыхает, смотрит на скомканный полтинник в руке, затем на содержимое пакета. Начинает, дрожа, рыться в нём. Через пару секунд из недр достаёт пирожок, аккуратно завёрнутый в прозрачный пакет.
Кассирша с недовольным лицом опять кричит: «Охрана! Отмена!»
На лице старушки проступает такое разочарование, а в глазах появляется тоска, когда она кладёт этот пирожок на кассу. И тут у меня что-то внутри взрывается, а потом холодными тисками начинает щемить слева под рёбрами. В мозгу вспыхивает мысль: «Манку можно сварить и без молока!»
Следующей секундой открываю рот: «Отложит…», но меня опережает впереди стоящая девушка, протягивая с улыбкой десятку старушке: «Вот возьмите, не надо отмены!»
— Да не стоит, внученька! — руки старушки начинают трястись ещё больше.
— Возьмите, возьмите! — настаивает девушка.
— Спасибо, вот спасибо! — Бабулька, чуть ли не кланясь, всё же берёт десятку, операция покупки проводится успешно.
А у меня на лице невольно появляется довольная улыбка, а внутри медленно расплывается тепло, глядя на девушку, стоящую рядом.
Вот и моя очередь. Быстренько расплатившись, бегу сквозь дождь домой. И тут опять натыкаюсь на знакомую старушку. Она медленно-медленно, черепашьим шагом, движется, пытаясь справиться с тяжёлым пакетом.
Поравнявшись с ней, предлагаю: «Давайте пакет, Вам далеко идти?!»
Та поднимает на меня глаза, и под капюшоном старого заношенного пальто я вижу две некогда, наверное, бывших синими звезды, от которых расходятся морщинки-лучики, которые сияют, озаряя весь этот серый, промозглый день.
— Спасибо, сынок! Помоги! Я совсем умаялась.
На душе становится светло и радостно. И гром теперь не кажется сердитым, и слёзы Несмеяны теперь выглядят слезами радости, а внутри, за рёбрами, расплывается приятная нега, делающая любого человека счастливым.
