То ли правда, то ли ложь
То ли правда, то ли ложь, ни черта не разберёшь,
Только люди в старину в сказку верили одну —
В ночь Купалы каждый лес полон всяческих чудес.
Нечисть балует, шалит, зверь и птица говорит,
Даже листья и цветы шепчут что-то.. веришь ты?
Просто так, а может спьяну, но поспорили Иваны
На Купалу в лес пойти, диво дивное найти,
Да красавице Марьяне в дар его преподнести.
Только раз в году бывает — папоротник расцветает,
И сорвавшему цветок помогает сам Даждьбог,
Всё живое понимать и затворы отворять.
Принцы или дурачины были эти два детины —
Разницы как будто нет. Отыскать в лесу жар-цвет
Можно ль, если захотеть?
— Да бред это всё, что кусты цветут! И спор ваш зряшний, ни с чем вернётесь. Дураки одним словом.
Подытожила Елька. И чего только увязалась. Разве что посмеяться над братцем-оболтусом, да над дружком-соперником его закадычным. И что нашли в Марьянке этой Ваньша и Иванко? Уу, у приезжей и косы не золотые, как колосья пшеницы, и глаза не цвета неба, а чёрные как смоль. Да наряды пёстрые, одна юбка другой ярче. И песни поёт уж слишком развесёлые. И пляшет босиком. Ведьма одним словом, задурила головы брату Ваньше и Иванко, раздор между ними посеяла.
— Вот и шла б до дому.
Буркнул незлобливо брат, зыркнув на малую изподлобья.
Раздосадован Ваньша был не на шутку. Иванко как сквозь землю провалился, небось уже далеко к Анчуткиной гати ушёл, а он тут еле тащится, ещё и мелкая прицепилась. Хотя Елька и не помехой была, с её-то даром — с малку везло девчонке, удачу притягивать. Так, по толике. То в земле копается лопаткой да монетку старющую найдёт. То за грибами-ягодами в лес пойдёт с подружками — у всех корзинки полупустые, а у неё полнёхонька. А ещё любят её все в деревне, никто с ней ни разу не сва´рился. И не сказать, чтоб покладистая была, но… Елька она и есть Елька, что тут ещё скажешь. Только с Марьюшкой у них отчего-то сразу дружба не случилась. Так и зыркают друг на дружку, когда у колодца встречаются, разве не шипят как кошки.
Вот и брели по лесу, каждый о своём думая.
Смеркалось.
Впереди, между деревьями летали огоньки-светлячки. Над лесом поднялась бледноликая луна. А ещё огонёк показался. Вышли Ваньша и Елька на берег Анчуткиной гати, бывшего озера, а там возле костра и Иванко сидит — рыбу, насаженую на прутья, жарит. Глянул на друга, ничего не сказал, а Ельке улыбнулся и подмигнул. И то право — смешная она, Елька, взлохмаченная, на взъерошенного котёнка похожая.
Сидели, молчали, ждали непонятно чего. А потом на небе звёзды разом погасли, словно по волшебству и луна как будто больше стала. А сияние её, отражёное в глади Анчуткиной гати, легло серебристой дорожкой через эту самую топь.
— Ну, пошли что ли?
Первым поднялся Иванко, за ним Елька и Ваньша. Друг за дружкой ступили они на лунный путь и отправились по нему туда, где по рассказам стариков, в самой серцевине Анчуткиной гати, бывшей когда-то озером, находится островок, поросший диковиными деревьями и растениями. Там, раз в году, на Ивана Купалу, цветёт жар-цвет. А охраняют его птицы дивные.
Долго ли, коротко ли стелился путь до чудесного островка, неведомо, но оказавшись на нём, ребята с изумлением ахали да охали — среди деревьев со светящейся листвой росли неведомые цветы, похожие на огоньки. Летали птицы, чьё оперенье казалось пылало огнём-пламенем. И светло на острове было как в ясный день.
— А ну штаять! Хто такие, жива атвечать!
И откуда только взялись эти странные создания, окружившие молодых людей? Одетые словно папуасы, лохматые, носатые и вислоухие, они потрясали пиками и тыкали своим грозным оружием в сторону непрошенных гостей.
— Мы из соседней деревни, — ответил Иванко, — услышали о вашем прекрасном острове, вот и пришли посмотреть на чудеса.
— Ишшь ты, чудеса им наши падавай, а ну с нами вооон к тем кипалиптам, жива бегом.
Для пущей ясности, говоривший, ткнул мохнатым пальцем в сторону двух здоровущих деревьев, между которыми стояла изба. Обыкновенная такая, на кривых птичьих лапах.
***
— Значица за жар-цветом припёрлися, кхе. Ну и шта с вами делать? За просто так показать да отдать? А вот фигушки! Испытания пройдёте. И кто покажет себя, тому и цветок достанется.
— Давай свои задания, Ядвига Берендеевна (это Иванко вызвался)! Мы готовы хоть в огонь, хоть в воду, хоть… (а это Иваньша поддакнул)
— Вот жеж мо´лодеж, и откуда вы такие прыткие только берётесь?! Значица так, перво-наперво нате вам два сита, вот в ту бочку воды бегом набрали штоб.
Иванко повертел сито и так и эдак в руках, а потом набрал травы, выстелил им дно и из озера сьал черпать и к бочке бегать. Ваньша думал-думал и, походив туда-сюда вокруг избы, потыкав носком лаптя землю, наковырял откуда-то глины и замазал свою посудину. А потом тоже стал бегать от озера к бочке и обратно.
— Вот жеж оболтусы! Али умники? Ты-то пошто за ними увязалась, Еленка? Нешто остаться туточки решилась?
— Баба Ядвига, приезжая у нас появилась…
— Знаю, всё знаю. Да только зря на девку зуб точишь, ревностью маешься.
А тем временем оба молодца уже яро спорили у полнёхонькой бочки, кто ж первым заполнил её.
— Таак, робяты, хватит лупцевать друг дружку! Заданьице номер два — вон на ту высоченную сосну надо забраться и достать из гнезда жар-птицы перо, да принести его сюды.
И парни бегом ринулись к сосне.
— Зачем только людям цветок заветный, коли не знают они силы его? Ну пойдём штоли чайку попьём, с орешками?
Хорошо в гостях у бабы Ядвиги. Это снаружи изба кривая да неказистая, а внутри у ней светло и просторно. Скатерть самобранка на столе. Самовар большой, сияющий, пышущий паром. Плюшки, орешки да баранки. Вареньице клюквенное да смородиновое — в странных глубоких блюдцах. На печи котофеич чёрный как ночь, с глазищами зеленючими.
— Елька, а Елька, а хочешь сказку?
— Неа.
— Ну тогда быль слушай: как полезли два добра молодца на древо высокое, облака кроной пронзающее. Лезли, лезли, лезли, одёжу да кожу на себе обрывая, а вершина всё не кажется. Ужо и силы на исходе. На каждой ветке отдыхают, а ветви всё тоньше. И облака ближе, а вершина над ними где-то. Расступились облака и увидели молодцы гнездо жар-птицы. Обрадовались, рванулись из последних сил к заветной цели. Да оступился один из храбрецов и повис между небом и землёй. Едва успел второй его за руку схватить. Только не удержать дереву обоих.
Выбежала Елька из избушки, споткнулась на порожке, перекувыркнулась через голову и обернулась птицей огненной.
Полетела ввысь, увидала двух неказистых отроков человеческих, подхватила одного за рубаху, ринулась вниз со своей ношей. Не долетев до земли, бросила на траву-мураву. Снова вверх метнулась, да поймала второго на лету, чуть с мясом одёжу не вырвала, и этого отпустила у земли. А потом исчезла.
— Ну, готовы ль к третьему испытанию?
Пророкотала Ядвига. — Али обождать треба?
— А где Елька? Где сестра моя? — всполошился Ваньша.
— А нету Ельки, лес позвал её.
***
Отправились Ваньша с Иванко в глубь островную, лесную. Едва передохнув о правились. Напоила их Ядвига Берендеевна отваром из целебных трав, дала две котомки с собой (с хлебом да квасом) и удачи пожелала (усмехнувшись при этом).
Но недолго молодцы искали пропажу. Нашлась Елька на полянке васильковой. Сидит на пне, косы заплетает, песню жалостливую поёт. Увидала парней, улыбнулась, махнула рукой, позвала. Ступили хлопцы на полянку, а трава под ними закачалась, волнами пошла.
Что за напасть? Ухнул Ваньша в трясину, а за ним и Иванко. Коснулись ногами дна да пошли по нему, дивясь.
Вокруг красота невиданная. Домики ладные стоят, из ракушек. Водоросли что деревья, растут ввысь, к поверхности. Кони чудные безногие носятся туда-сюда, на спинах ребятишек катают.
А невдалеке терем расписной стоит, огоньками сияет.
Выскочили из терема молодцы с трезубцами, кинулись на непрошенных гостей, да схватили их. Другие приволокли странную штуковину, похожую на большую рогатку. Подтащили к ней Ваньшу и Иванко. Запустили ими, точно камушками, из рогатки этой. Вышвырнули на поверхность по добру-по здорову.
Приземлился Ваньша под дубом, а следом Иванко шмякнулся рядышком. Ох и ругались же они, да так, что травы вокруг увяли.
Глядь, а на дубу Елька сидит, хохочет.
— Ужо я тебя! — потряс кулаком Ваньша, —слезай, кому говорю!
А сестра ему только язык показала и в дупло нырнула. Полез Ваньша за девчонкой, ну и Иванко за ним. Хотя его уже сомнения гложили — Елька ли это?
Полезли хлопцы на дерево, да в дупло заглянули. А оттуда сила неведомая взяла и затянула тбоих внутрь.
Опять упали куда-то оба-двое. А вокруг темно как в … самую тёмную ночь. Ну куда во тьме идти-то? Только вперёд. Знать бы ещё, где оно это «вперёд» находится.
— Ваньша, ты тута?
— Здеся, а ты где?
Лбами треснулись знатно, аж искры полетели. А почти рядышком ещё одни. Да не искры кажись. Огонёк мерцает будто недалече. Вот и побрели молодцы на свет. И вышли на поляну, поросшую странными кустами, доселе невидаными. А на каждом кусте по цветку, жаром-пламенем горящему.
— Иванко, иди рви свой цветок.
— А что я? Ты, Ваньша, рви его.
— Да ну, сдался он мне. Ельку вот найти, а то дома мать, отец ждут..
— И Марьянка ждёт. Рви. А Ельку вместе искать будем, только б выбраться отсюда. Небось Ядвига спрятала, а травы в чае у неё неправильные. Вот и мерещится черте что.
— А может и цветка тогда нет. И поляны нет.
— Да ну, скажи ещё, что лежим в избушке да спим.
— Ну да. А давай вместе сорвём, а там будь что будет.
Сказано-сделано. Сорвали оба-двое цветок заветный. Загрохотало-загудело вокруг. И снова земля из-под ног ушла. Да сколько ж можно-то?!
***
Горит костёр на берегу Анчуткиной гати. Возле костра дремлют три отрока. Вот заухало-заахало где-то на болоте. Очнулись ребята.
— Елька, живая!
Закричал радостно Ваньша, подскочил к сестрице, подхватил на руки и закружил.
— Елька, а ты правда в жар-птицу обращаться можешь?
Восхищённо воскликнул Иванко, улыбаясь.
— Да ну тебя, привидется же такое, пойдёмте лучше до дому.
Погасили костёр. И пошли обратно в деревню. Эх, а как теперь Иванко смотрит на неё, аж в жар бросает. Или это цветок греет, который у самого сердца спрятан?..
