Она приходила...

Она приходила...
 
ОНА ПРИХОДИЛА...
 
Она ему снилась часто. Даже не она сама, а вроде как голос её на фоне широкого пшеничного поля, по которому он шагает, раздвигая руками налитые колосья. И вроде, как она говорит: «Как же я хочу пройтись по этому полю… Босой…» И он ей, якобы, отвечает: « А давай прогуляемся!» А она ему в ответ: «Нет, Коленька, нельзя - это я ещё по дому иногда побродить могу, откуда душа к Богу отчалила, а чтобы за порог – ни-ни. А ты хоть сам помнишь наши прогулки по полю?» Он всё помнил. И всю её – любимую Полину, помнил до самого ноготочка, до заусеночка. Он зарывался с головой в подушку и скулил. Уже полгода, как она умерла от инсульта, а боль только усиливалась. Ещё когда Полина была жива, он обзавёлся пасекой, и вот сейчас, казалось, можно было отвлечься от горьких дум, занимаясь пчёлами, но ему вне дома становилось совсем невыносимо. Он почти ничего не ел, не брился, но к алкоголю, правда, не притрагивался – Полина этого не любила. Изредка его навещала дочь, покупала в местном магазине продукты, убирала в доме, стирала и уезжала обратно к своей семье. Он опять оставался со своей тоской и безразличием к жизни. Иногда он уходил в поле. Как раз поднялась рожь, он падал на пахучие колосья, но тут же вставал, решив, что так не честно, без Полины приходить сюда, и однажды, возвратившись домой, взялся за лопату.
 
- Так зачем вы, всё-таки, через окно закидывали землю? – голос психиатра был каким-то отстранённым – вот вы уже второй месяц лежите у нас и не можете внятно объяснить свои неадекватные действия. Вот как вас выписывать? А в коридоре уже ваша дочь ожидает, домой сопроводить. Не знаю… Или полежите ещё с месячишко?
- Так, доктор, я же в свою избу землю кидал… Ну, это… под цветы… под фикусы. Бочки то большие!
Ловчее так было – с вёдрами не суетиться. Он понимал, что скажи он правду,то его объяснение примут за бред сумасшедшего и тогда ему лежать, да лежать.
- Ну, да, половину ночи на цветы он кидал. Ладно, идите. Дочку только сюда пригласите на минутку.
 
Домой они возвращались на рейсовом автобусе. Дочь уговаривала его переехать жить к ним, он что-то кивал ей в ответ, а сам уже в мыслях весь был на пороге своего дома. Никогда ещё в жизни он не испытывал такого желания открыть двери родного жилища. А дочь в подробностях рассказывала, как ей позвонил сосед и сообщил, что у отца снесло напрочь крышу и он весь огород перекидал в дом и потом не впускал две недели никого в двери. А потом уже участковый вплотную занялся эти ЧП и вызвал бригаду из «психушки». Потом дополнила рассказ, как он забаррикадировался в доме и только ей удалось уговорить его выйти. Кстати, спросила дочь, ключ у тебя от дома? Ты ведь никого внутрь так и не впустил – сам закрыл на замок. Ключ был на месте
Когда они подошли к дому, дочь оббежала вокруг и открыла все ставни, предусмотрительно закрытые соседом. Отец всё это время возился с замком, который слегка приржавел за время его отсутствия, так что через порог дома они переступили вместе. Дочь всё ожидала увидеть в доме – кучи грязной земли, беспорядок и прочий бедлам, но перед ней было поле! Да! Прямо на всю большую комнату колосилось молодое поле пшеницы! Она остолбенела и даже на время забыла об отце. А когда оглянулась, то увидела, как он сидит на пороге и тихо плачет…
- Она приходила… Доча, видишь тропки? Это она ходила… Полина моя…