Дети Гекаты - I
I
Сюжет искрился витражами-ромбиками с плоти святого Себястиана, опадал чешуйками на барельеф Градивы и отражался в лаке паркетном. Благовоние заполняло простор – и перу некуда пасть, и неоткуда. Терции скользят по воздуху: отталкиваются от стен, провиваются сквозь полотна неореализма, пикируют в чашу шоколада – и обращают жизнь в лакомое особое.
Исполнитель протирает струны, отставляет инструмент на место достойное и составляет тому компанию: собирает пот с лица – по капле, разминает запястье за запястьем – растягивает пальцы, закрепляет разминку утреннюю – выдохнул прошлое в волне теплоты к миру, расслабился на кресле-качалке и наблюдал безмятежность осеннего сада: вечную и обманчивую в ветрености мнимой. Благовоние оставалось пыльцой в воздухе – и лучи проецировали узоры витражей на простор меж Природой и Созерцателем. Ноты на столике – у графина шоколада – благодарные за внимание.
Любимец-Клён опадал и тускнел, лилии оплакивали Нарцисса, а лотос забылся в вечности. Птицы проносились картечью гуаши по облачному холсту и уносились камнем в море. Тень отстала от массы, ушла от мессы и впорхнула в сад, - старик знал, что за гость постучится попугайчиком в оранжерею, - «Чем меньше отрицаешь – тем больше понимаешь», - прислуга разожгла аромалампу – корица встретила сандал, воздух – воду. Скрипка отбросила тень на ноты – скорее прежнего – и теплота пробуждения заполнила раньше, чем ожидалось.
«Тук. Тук. Тук» - оттолкнулось ото вхожей сквозь гостевую – в музыкальную. «Тук. Тук» - скромнее. «Тук» - и тише, сквозь воздух – время и простор.
Дверь отворили – голос женский вторил видению давнему – «Мне оставили ваш адрес...», - и встречность – «Вы жданны» - любезного – «Пожалуйте» - за кадром... Созерцатель вдохнул – лёгкие набрали больше прежнего, - но когда оно было, прежнее? – в юности. Жизнь вспомнилась – из глубин пустынных, юности: вспомнилось бездомие – странствие по городам, игра на площадях и в парках, одиночество номера-завершения – и незнакомцы, отплатившие теплом за милость встречи (а иногда и круассаном).
Мелодия шагов проносилась по коридору его жизни: девушка останавливалась у одних комнат и проходила другие не посмотрев на дверь – но шла по нитям света витражного, и сюжет перебрался к той на спину.
Девушка была неопрятна в облачении – усталость в контурах комбинезона джинсового и усталость на лице под прядью лабрадоритной - и изысканна в манерах: подала руку – встретила взгляд искомого – и мир растрескался нитями света серебряного: вдох – озарение – падение...
Пала в руки искомого-незнакомца, и в бессознании опомнилась – планетой парящей в космосе. Имена, звуки и пустота сочлись – всё и ничто смешалось в градациях сущего: она была ему всем – что можно допустить, принять и представить, - она бы отдала душу – чтоб остаться в этом состоянии: видеть движения мысли, быть чертой меж вселенными и складываться сознанием в лемнискату-татуировку на бедре придворного танцовщика... Лейтмотив тысячи жизней, миров, эстетик, оттенков и пониманий, - циклы тайной истории сквозили кончики пальцев, свитались благовониями на кисти и окунали в озеро эфирных масел: Феникс подбирал в пустыне, проносил над космическим лесом, приносил к озеру и распадался пеплом благовонным, - тысячу раз она падала и воспаряла, - и очнулась: в залу гобеленном – за столом с незнакомцем, знакомым россыпь жизней, - и тысячи лет проносились в искре взгляда. «Ты забудешь» - звучал его голос – «Но – слушай...» - и поведал эскиз её тени, на полотне света-источника...
