Spitsbergen. E-mail

Ноутбук храбрится — но моргает нервно.

Открываю почту. Неужели? Верно.

Адрес неизменный, аватар манерный:

— Где сейчас, бродяга? Я хочу к тебе.

— Знаешь, тут такое! И оно — Шпицберген:

Океан сварливый, монотонный берег,

Кайровы базары — скалы, гвалты, перья;

Северных оленей заполошный бег.

 

— Между прочим, плачу.

— Хватит носом хлюпать!

...Здесь бывает — небо надевает юбку;

И — хотя та юбка... пестрота и глупость —

Как сияет небо! Празднично, вразнос!

Здесь бывает лето — анемично, хрупко;

И — хотя непросто лету с ледорубом —

Украшает камни фладницийской крупкой,

Сыплет зелень в гривки крохотных берёз.

 

— Холодно?

— Ещё бы. Холод здесь отменный:

Мёрзнут даже вышки метеоплетений,

Мёрзнут даже шапки. Мёрзнут даже тени.

А недавно видел, греясь и куря,

Как медведь — умильно-белый, но страшенный

Добывал тюленя: брызги, рыки, пена.

Смерть была прекрасна: алый снег.

— Бесценно.

— Кинуть фото?

— Что ты!

— Пожалеешь. Зря.

 

— Эй.

— Прости: в открытом настежь океане.

Кину фото: церковь, в церкви — лютеране.

Но пускают всяких. Местной веры грани?

Свет чрезмерно белый — верь или не верь.

И — гляди-ка: шахта. Брошена, но манит:

В ржавых вагонетках — письма: Богу? Санте?

Я просил медведя — плюш, на шее бантик...

— Пьёшь?

— Конечно. Водку. И зарос, как зверь

 

— Брать билет?

— Не надо.

— Любишь?

— В целом... В сумме...

— Милый, а иди ты — странный, дикий, шумный!..

Я иду. На яхте. Облака угрюмы,

Сатанеют льдины и ветра грубят.

Встрёпан старый парус. Труп тюленя в трюме.

Шкипер из Лонгйира учит слово "сумрак".

Пью. Конечно, водку. Лучше б я придумал

Шерстяной Шпицберген, вовсе не тебя.