Spitsbergen. E-mail
Ноутбук храбрится — но моргает нервно.
Открываю почту. Неужели? Верно.
Адрес неизменный, аватар манерный:
— Где сейчас, бродяга? Я хочу к тебе.
— Знаешь, тут такое! И оно — Шпицберген:
Океан сварливый, монотонный берег,
Кайровы базары — скалы, гвалты, перья;
Северных оленей заполошный бег.
— Между прочим, плачу.
— Хватит носом хлюпать!
...Здесь бывает — небо надевает юбку;
И — хотя та юбка... пестрота и глупость —
Как сияет небо! Празднично, вразнос!
Здесь бывает лето — анемично, хрупко;
И — хотя непросто лету с ледорубом —
Украшает камни фладницийской крупкой,
Сыплет зелень в гривки крохотных берёз.
— Холодно?
— Ещё бы. Холод здесь отменный:
Мёрзнут даже вышки метеоплетений,
Мёрзнут даже шапки. Мёрзнут даже тени.
А недавно видел, греясь и куря,
Как медведь — умильно-белый, но страшенный
Добывал тюленя: брызги, рыки, пена.
Смерть была прекрасна: алый снег.
— Бесценно.
— Кинуть фото?
— Что ты!
— Пожалеешь. Зря.
— Эй.
— Прости: в открытом настежь океане.
Кину фото: церковь, в церкви — лютеране.
Но пускают всяких. Местной веры грани?
Свет чрезмерно белый — верь или не верь.
И — гляди-ка: шахта. Брошена, но манит:
В ржавых вагонетках — письма: Богу? Санте?
Я просил медведя — плюш, на шее бантик...
— Пьёшь?
— Конечно. Водку. И зарос, как зверь
— Брать билет?
— Не надо.
— Любишь?
— В целом... В сумме...
— Милый, а иди ты — странный, дикий, шумный!..
Я иду. На яхте. Облака угрюмы,
Сатанеют льдины и ветра грубят.
Встрёпан старый парус. Труп тюленя в трюме.
Шкипер из Лонгйира учит слово "сумрак".
Пью. Конечно, водку. Лучше б я придумал
Шерстяной Шпицберген, вовсе не тебя.
