Отдаляясь
Я тонула в бассейне. На каменных стульях
Восседала углями горбатая совесть.
Будто в вязком глинтвейне, в размочаленных ульях
Ночь бежала полями. Ткал Харон свою повесть.
Я была человеком, я была жизневеком-
Та девчонка - чаинка. Я была половинкой.
Чьей была половинкой?
Успевая созреть, успеваю истлеть,
И ползу на локтях с звонким вальсом в костях.
Извивается плеть-я успела прозреть…
Они отпевали меня.
Ворожил дирижер.
С хрустом лопнул каблук,
Контрабасом упавшим
Куб пространства членя.
Это был форс-мажор.
Ныл проверченный стук,
Как презрение к падшим.
Я-не раненый воин.
Я –тигренок, попавший в болотную жижу,
Атмосферы обманных сокрытий
Вгоняя под ногти судьбе.
На обочине первых промоин
Я девственность ужасов вижу,
Отплывавших под пленом наитий
На пир к записной голытьбе.
Я окрашена в легкие всплески и бегут сквозь меня перелески.
На дорогах краснят светофоры и немеют замедленно взоры.
На вершине горы есть пространство норы,
Подмигнув на прощанье, замуруюсь в молчанье.
Бахрома разорвавшихся точек...
Далее - прочерк...
Восседала углями горбатая совесть.
Будто в вязком глинтвейне, в размочаленных ульях
Ночь бежала полями. Ткал Харон свою повесть.
Я была человеком, я была жизневеком-
Та девчонка - чаинка. Я была половинкой.
Чьей была половинкой?
Успевая созреть, успеваю истлеть,
И ползу на локтях с звонким вальсом в костях.
Извивается плеть-я успела прозреть…
Они отпевали меня.
Ворожил дирижер.
С хрустом лопнул каблук,
Контрабасом упавшим
Куб пространства членя.
Это был форс-мажор.
Ныл проверченный стук,
Как презрение к падшим.
Я-не раненый воин.
Я –тигренок, попавший в болотную жижу,
Атмосферы обманных сокрытий
Вгоняя под ногти судьбе.
На обочине первых промоин
Я девственность ужасов вижу,
Отплывавших под пленом наитий
На пир к записной голытьбе.
Я окрашена в легкие всплески и бегут сквозь меня перелески.
На дорогах краснят светофоры и немеют замедленно взоры.
На вершине горы есть пространство норы,
Подмигнув на прощанье, замуруюсь в молчанье.
Бахрома разорвавшихся точек...
Далее - прочерк...