Слушая Бродского

Я слышу этот голос, он бормочет,

как будто для себя, а не для всех,

когда в тебе совсем уже нет мочи

ловить мгновенья, проживая век.

 

Опять кривое зеркало окна

вбирает только то, что видит рядом,

и жизнь потусторонняя видна,

уже видна, и корчится под взглядом.

 

А голос как разбуженный визирь

звучит глухим набатом, утверждая,

что так несовершенен этот мир,

что не достоин даже тени рая.

 

Плетёт прогнозы, как свои псалмы,

которые не сбудутся, по сути,

его слова лишь звуки тишины,

где ничего нет, кроме тьмы и жути.

 

Но отчего мы слушаем его,

подчас не понимая смысла речи,

и молимся на это ремесло,

не оттого ль, что голос этот вечен.

 

Не оттого ли, что его печаль

в нас проникает, утоляя жажду

бездомности, а что в ней за мораль,

понять нельзя, да и уже неважно.