Из романа в стихах "Властитель слабый и лукавый"
ВЛАСТИТЕЛЬ СЛАБЫЙ И ЛУКАВЫЙ
Роман в стихах
(Отрывок)
XVII.
И чем жирнее, тем тяжеле.
О русский глупый наш народ,
Скажи, зачем ты в самом деле,
Как бы воды набравши в рот,
Властям кремлёвским веришь, веришь
И бездну лжи их не измеришь,
Хотя под ней почти уж век
Страдает русский человек...
Начало сей эпохи гнусной
Своим явленьем освятил
Ульянов (Ленин). Малый был
Авантюрист, драчун искусный,
Кто Русь в семнадцатом году
Предал бесплатному труду.
XVIII.
Его сменил Иосиф Сталин.
Коварен, непреклонен, крут,
На новую ступень поставил
Сей новый вождь бесплатный труд.
Он этим мощь страны умножил,
Но пол-России уничтожил,
А остальную сжал в кулак
И превратил в сплошной ГУЛаг.
За Сталиным к штурвалу власти
Пришел Георгий Маленков.
Он славы не сыскал венков;
С Хрущевым по партийной части
Рассорился, и был таков,
Пополнив клан директоров.
XIX.
Но кто же он, Хрущёв Никита,
Ниспровергатель, реформист?
Им рака Сталина разбита,
Но был он ярый коммунист:
Свободомыслящим разносы
Творил, и укрупнял совхозы,
И от бесплатного труда,
Как говорится, — никуда.
Потом возрос над Русью Брежнев,
Любимый Леонид Ильич.
Но снова продолжали стричь
Безмолвный люд в манере прежней,
За труд его лишь так платя,
Чтоб не расплакалось дитя.
XX.
Дитя не плачет. Горы злата
От недоплат больших растут.
А Русь, как прежде, небогата,
И через пень дела идут.
Блеск управлений, трестов, главков
И нищета пустых прилавков,
И как в Москве, к творцу идей,
Везде хвосты очередей.
Поднялся ропот как ни странно,
Но эта хилая волна
Угасла. Грянула война
В отрогах гор Афганистана,
И сотни цинковых гробов —
Как плётка по гребтам рабов.
XXI.
Позднее, волей Провиденья,
Пришел Черненко Константин;
Печальный срок его правленья
Промчался, словно день один —
Бессодержательный и скучный,
Тупой, унылый, однозвучный,
Уже готовый в мир иной, —
И марш Шопена над страной.
Как будто в этой скорби марша
Вся скорбь российская слилась.
Как будто жизни нашей грязь,
Безмолвие и рабство наше
Просили их избыть, изжить
И поскорей похоронить.
XXII.
Но тут чекист Андропов Юрий,
Дзержинец твёрдый, как скала,
В развальный хаос внёсся бурей,
Чтоб вновь России удила
Рукой бестрепетною вздёрнуть;
И только клич успел исторгнуть
Про дисциплину и про труд,
Как что-то с ним случилось тут.
И заструились ручеёчки
Опасных слухов, что враги
Посредством пули иль ноги
Андропову отбили почки.
И он не сделал ничего,
И марш Шопена взял его.
XXIII.
Взлёт Михаила Горбачёва
Таким же неизбежным был,
Как неизбежно жизни слово
Среди безжизненных могил.
Но, начиная перестройку,
Он даже общую попойку
(Хоть дал приказ лозу рубить)
Не смог в стране остановить.
И, сняв запрет цепей цензурных,
Он оказался не готов
Корней коснуться и оков
Коммунистических, структурных.
Так, слово с делом не роднит
То, что в ушах оно звенит.
XXIV.
Бориса Ельцина деянья
Вошли в девятую главу
Эпохи гнусности сказанья.
Как Воланд, въехал он в Москву,
Чтоб ниспровергнуть ад советский.
Но то, что хваткой молодецкой
Враг коммунизма разрушал,
Коварный век воссоздавал
Подобием другого ада —
Коррупцию, за власть грызню,
Раздел богатства, и Чечню,
И всё такое — до упада.
Одна невыплата зарплат,
Скажите, чем не новый ад?
XXV.
Не отрицая роль героя,
Его энергию и труд,
Мы знаем, что основы строя
Века былые создают.
Иван Ильин, философ русский,
Наш кругозор подправил узкий,
Он доказал, что коммунизм
Не кто-то, а людская жизнь
В своём движенье породила.
Цивилизации Земли
К гордыне гибельной пришли,
Познания изведав силы
И порешив, что Бог-то Бог,
Да только будь и сам не плох.
XXVI.
Но удаление от Бога
К болезням старым привело.
Любовь из жизни понемногу
Изгнали Ненависть и Зло.
Со временем людские души
Практичней сделались и суше,
Разгородившись меж собой
Непроходимою стеной.
И призрак наглый и безбожный
Меж нами по Земле бродил,
К сердцам дорожку находил
И звал, манил тоской острожной,
И наконец прорвался там,
Где в душах полный был бедлам.
XXVII.
И управленцы чёрта славить
С тех пор, наверное, должны:
Ведь там людьми удобней править,
Где люди менее дружны.
И вот в России неоглядной
И криминальной, и развратной
Власть стала, как писал Ильин
(Да разве только он один!).
Авантюристы-карьеристы
Так лихо правили страной,
Что ей хоть сразу в мир иной;
Но были вежливо-речисты
И утверждали, что народ
Уже почти в раю живёт.
XXVIII.
И вот судьба! — народ им верил.
И до сих пор, убог, бескрыл,
Коммунистические двери
Он за собою не прикрыл.
Лишь Путин способом простецким
Вернулся к методам советским,
Как тут же (мал, зато удал)
Любимцем всенародным стал.
Махнув рукой на заверенья
И в мире зреющий скандал,
Он торопливо развивал
В Чечню коварное вторженье.
И никого число потерь
Не беспокоило теперь.
XXIX.
И президент, больной и старый,
(Пожалуй, много и не крал),
Уже во сне не видел нары
И духом заново воспрял.
И вот к двухтысячному году
Подарок сделал он народу.
У россиян, набравшись сил,
За всё прощенье попросил.
Но, забывая сделать ставку
На избирательный закон,
Не просто власть оставил он,
Не просто так ушёл в отставку,
А, крепко Путина любя,
Его оставил за себя.
