Артём наслаждался воздухом Крыма. Пейзаж и запах моря будил в душе творческую жилку. Кто бы мог подумать, что и душа тоже состоит из каких-то жил, как, и, собственно, тело. Нет, пожалуй, это мыслящие прозаически люди могли дать такое название живой струне. У души струны, а у тела жилы, это больше походит на правду.

По случаю, нужно было отъехать из посёлка в Феодосию. На обратном пути, стоя на остановке, он заметил девушку с чемоданом и большой сумкой. Несмотря на слегка усталый вид, девушка смотрела бойкими серыми глазами вокруг, как будто охраняя личное пространство, ограниченное её багажом. Мужчина в очереди, устав ждать маршрутку, махнул рукой и шагнул к призывно открытой дверце такси. Артём сделал шаг, заняв освободившееся место в очереди, оказавшись теперь вплотную к чемодану сероглазой попутчицы. Девушка была довольно крепкой, с хорошей фигурой. На таких засматриваются большинство мужчин и даже некоторые юноши. Почти сразу подошла маршрутка. Багажное отделение у автобуса (который в Крыму именуется маршруткой) располагалось сзади, и все чемоданы, рюкзаки и баулы, соответственно, складировались там, вносившись через заднюю дверь. Но девушка решительно не желала терять свои вещи из поля зрения. Артём помог ей затащить их в салон, и им вдвоём даже удалось занять два последних места в конце. Чемодан стоял рядом, сумка оказалась на коленях Артёма, на своих же коленях девушка держала в охапку большой пакет. Разговорились.

Её звали Натальей. Добиралась до Феодосии она больше суток, меняя транспорт, через границу с Украиной. Работала терапевтом в поликлинике, сейчас же, в свой короткий отпуск на десять дней, вырвалась к морю. Наталья оказалась довольно словоохотливой. Личная жизнь, с её слов, была в данный момент довольно неопределённой, перспективы с имевшимся молодым человеком выглядели весьма туманно. Впрочем, у многих отдыхающих, независимо от пола, по их рассказам, личная жизнь выглядит неопределённой. Совсем не иметь её было бы явным моветоном, понижающим оценку в глазах окружающих.

Добрались без приключений. Артём проводил девушку до съёмного жилья, втащив чемодан на третий этаж одной из тех уютных построек, которые теперь на юге в объявлениях именовались "апартаментами". Договорились встретиться вечером на набережной.

Прогуливаясь вдоль пляжа, они разговаривали по душам, смотрели на огни дискотек и кафе с романтическими названиями с приморским колоритом, которые сменяли друг друга пёстрой вереницей: "Волна", "Камышовый рай", "Богема". В одном из них они пили вино и продолжали говорить. В короткое время отпуска все события форсируются, и выглядит это совершенно естественно, как будто кто-то крутит стрелки невидимых часов в голове вперёд, прокручивая за календарный час все двенадцать. Двенадцать часов жизни в совершенно иных рамках, переполненных чувствами и жаждой оставить позади год будничной хлопотливой суеты - другими словами, посещает нескончаемая жажда праздника.

Наталья почти не расспрашивала Артёма о его жизни, предпочитая после дневного отдыха болтать о своих пристрастиях, о том, как она любит отдыхать, где дешевле номера и где не разбавляют вино и подают сочные люля и шашлык. Отдохнув с дороги, она щебетала, перемежая речь с украинскими оборотами, улыбалась, двигала плечами в такт игравшей музыке.

Артём смотрел на неё, слушал, и ему казалось, что они давно знакомы. Ему захотелось поделиться с девушкой тем настроением, которое он пестовал в себе уже больше двух недель, этим морем, пробуждающим романтику даже в самых заскорузлых душах, величавыми и задумчивыми горами, преображавшимися при отблесках заката и совершенно иначе, но тоже грациозно, выглядевшими при утреннем добродушном солнце.

Традиционно за вдохновением сюда приезжали художники, встречавшиеся в бухтах то там, то здесь с мольбертами на подставках и без, пишущая братия. Встречались танцовщицы, балерины и даже актёры. И, конечно, целые колонии любителей йоги, медитаций и всякого рода раскрепощений. Глядя на всю эту публику, понимаешь, что попал в атмосферу вечного досуга, где потехе выделялся вовсе не час, а самым бессовестным образом всё время, имевшееся в наличии.

Наталья звонко смеялась, горевшие от вина и возбуждения щёчки выглядели чуть по-детски умильно.

Взявшись за руки они снова пошли по набережной, ближе к морю, где шум кафе уже не заглушал мерный голос ласковых волн.

Артём рассказывал о чувствах, которые здесь вытесняют мысли о повседневных заботах, о меняющихся вкусах, восходящих всё более к лирике, о том, что при отсутствии агрессии у окружающих тебя здесь людей, такой частой в стиснутом метро или каждодневных пробках, совсем по-другому начинаешь думать и говорить.

Вспомнив Волошина, который творил совсем рядом от этих мест, Артём поведал Наталье, что и сам пишет стихи.

И прочёл то, которое помнил наизусть, поскольку оно было когда-то выстрадано и пережито, про короткий роман, не имевший и не способный иметь продолжения, про девушку, играющую чужие роли, разочаровавшись в собственной. Про страсть и мудрость, не дающую упасть в заманчивый омут...

После паузы, Наталья тихо спросила:

- Сам написал?.

- Да.

Помолчав, она мечтательно произнесла: "А я люблю... бастурму...".

 

...............................................

Фото моё.