1Е - Отдушина для души. Грех Счастье Мука
Таня с нетерпением ждала 18 сентября. Будет ли задержка? Циклы у неё работали как часы. Не вытерпела и провела тест 17. Появилась чёткая вторая полоса – есть беременность. Она позвонила в Белгород, дочери в колледж и Виктору.
Через 5 дней приехал муж. Всем показалось, что он заметно сдал за 2 недели. Он попросил жену собрать вещи на траурный случай.
Все вчетвером собрались 23 сентября 1991 года:
– Таня! Ты говорила, что я ревнивый. Я просто очень тебя люблю. Хотел своего ребёнка. Не получилось. Я знал, что ты меня не любила. Спасибо тебе, что не изменяла мне! Я рад, что ты беременная от Виктора Ивановича, которого очень любишь. Я этого хотел.
Виктор Иванович! Вы хотите быть счастливым? Если у Вас со своей женой не может быть детей, совместная жизнь – мука для обоих, вот Вам настоящая жена. Она уже носит Вашего ребёнка. Желанного ребёнка. Мои дни сочтены даже раньше, чем через 3 месяца.
Таня заплакала, благодаря мужа, а потом пообещала через некоторое время приехать в Белгород, когда всё уладится с учёбой дочери.
Таня обратилась к Виктору Ивановичу:
– Как-то сразу опустела квартира. После моего отъезда в Белгород к мужу перебирайтесь сюда. Всем я скажу, что попросила Вас присматривать за квартирой на время отпуска. Это никого не удивит, так как знают Ваши отношения с женой. И до работы отсюда значительно ближе.
На Ваше попечение оставляю Наташу. Мало ли что может случиться в наше неспокойное время.
Случилось. С утра 25 числа. Молдова заняла город. У защитников осталась только площадь, окружённая грузовыми автомобилями, опутанными проволокой.
К Виктору прибежала взволнованная Наташа.
– Мою подругу сегодня изнасиловали. Я боюсь за Вас. Они обещали Вам яйца оторвать. А Вы мне… до 18 лет… Ну, поцелуйте! Что они с Вами сделают? Я прошу Вас!
– Наташа, успокойся!
– Я же говорила. Хочу, чтобы Вы были моим первым мужчиной. Вас же могут убить…
– Наташа! Я тебе говорил… ты мне очень нравишься, но не могу я это делать. НЕ МО–ГУ! Можешь ты это понять? Повзрослей ты! Не бойся! Всё будет в порядке. Ты очень красивая! Твоя фигура, обнажённая грудь меня с ума сводят. Но ты подумай, что ты делаешь! Повзрослеешь, полюбишь молодого парня…
– У меня сегодня середина цикла… Я тоже хочу от Вас ребёнка…
– Да ты совсем спятила, декабристка XX века! Тебе учиться надо, а не детей рожать. Я же тебе говорил.
– Перед сном я представляю, как вы снимаете с меня бюстгальтер и целуете сосок. Вот так. Возьмите губами… помассируйте. Во сне я вижу, как Вы залезаете под трусики и снимаете их. Вот так… медленно… ласкаете. Как в том порно, что я смотрела.
– Аня! Ты изнасиловать меня хочешь?
– Я с этим засыпаю, и всё это продолжается во сне.
– Аня, ты понимаешь? Я не имею права. Это называется половой связью с несовершеннолетней. За это взрослых в тюрьму сажают.
– Вы забыли? Мне 17-й пошёл. Я уже могу замуж выйти по закону. Вас убить могут, а я так и не узнаю Вас, как мужчину. Я хочу, чтобы Вы насладились мною. Я хочу, чтобы Вы были моим первым мужчиной. А если Вас убьют?
– Наташа, мама знает, где ты находишься?
– Знает. Она всё знает. И папа тоже.
Послышались громкие голоса. Без стука вошли несколько человек. С ними муж Тани. Он отложил отъезд. Отозвав Виктора в сторону. Он сказал:
– Незаметно пробирайтесь к нам! Будете у нас столько, сколько потребуется. Мои красавицы будут рады Вам.
В Приднестровье на защиту будущего своих детей вышел народ. Пусть вам не покажется странным, но первыми встали женщины, представившие, что ждёт их детей.
01.10.91 под контролем наблюдателей противоборствующие стороны разошлись. Казалось, вся природа радовалась этому. У дома спасителей Виктора стоял клён в дивном убранстве.
Вещая колдунья, осень–чаровница*
Свадьбу отгуляла в жёлтых кудрях клёна,
В изумрудах листьев с колокольным звоном,
Истрепала платья осень–молодица.**
Потянулись к югу стаей–вереницей
С грустноватой песней журавли–курлыки,
К печке всё поближе песенка мурлыки,
Во двор не заманишь и пером жар–птицы.
Бабушки темницу превратит в светлицу
Жрица*** белолица – с роду кружевница.
Вездесуща с ветром (она ж – бунтовщица),
Счёт годам меняет с Дедом баловница.
Потрясёт Евдоха снежные перины,
Покряхтит немного, встретившись с весною,
С синеоким небом, травкой–муравою.****
Днём придёт предлинным лето на смотрины.
Но ему – трудяге – гостем не сидится,
Суждено земельке низко поклонитьcя.
Следом бабье лето сполохом–зарницей
Осень повстречает свежей паляницей.*****
Вещая колдунья – осень–чаровница
Отгуляет свадьбу жёлтокудрым клёном
В изумрудах листьев с колокольным звоном,
Вновь истреплет платья осень–молодица.
Черномазой бабкой будет та девица.
Люди повстречают вёсны вновь с поклоном,
И трудягу-лето вспомнят поясницей.
Осень зачарует золотистым клёном...
*Чаровница – волшебница, чародейка, ведунья, ведьма.
**Молодица – молодая замужняя женщина (чаще крестьянка).
***Жрец – языческий священнослужитель, совершавший жертвоприношения.
****Трава–мурава – обычно, сплошной ковёр споры;ша (гусиная травка, птичья гречиха), имеющего двойное зерно, потому в восточнославянской мифологии представляется символом и воплощением близнечного плодородия (спорый = обильный, щедрый, прибыльный, удачный). Спорыша представляли в виде белого кудрявого человека, который ходит по полю (иногда вместе с Богом).
*****Паляница – каравай, коврига белого хлеба.
03.10.1991 Таня с мужем уехали в Белгород и просили Виктора позаботиться о Наташе. Таня сказала ей:
– Будь умницей! Делай, как я тебя учила. Слушайся Виктора Ивановича!
Виктору на ухо Таня сказала:
– Ей мужчина нужен. Ложитесь в одну постель! Она у меня красавица! Завидую я Вам! Она всё сделает, как надо… до 18 лет.
Друзья Виктора считали, что ему больше всего удаются стихи о природе. Возможно, потому, что он биолог, сразу замечал фальшь поэтов, смотревших на неё с самого верхнего этажа своего дома. Несколько раз Виктор обсуждал эту тему и даже помог Наташе написать сочинение. Виктор писал оригинально, понимая изнутри дух пейзажной лирики, не терпел сухих шаблонов, поэтому высоко ценил стихи Булата Окуджавы.
Каждый пишет, как он слышит,
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит, так и пишет,
Не стараясь угодить.
Так природа захотела. Почему – не наше дело,
Для чего, не нам судить.
Но как биолог, он не совсем был согласен с поэтом и рассказывал Наташе почему «так природа захотела» и «для чего».
Были дали голубы, было вымысла в избытке,
И из собственной судьбы я выдёргивал по нитке.
В путь героя снаряжал, наводил о прошлом справки
И поручиком в отставке сам себя воображал.
Вымысел не есть обман, замысел - ещё не точка.
Дайте ж дописать роман до последнего листочка.
И пока ещё жива роза красная в бутылке,
Дайте выкрикнуть слова, что давно лежат в копилке.
Виктор очень не любил поэтов-пейзажистов, которым по ботанике или зоологии вместо двоек незаслуженно «удовлетворительно» поставили. Его возмущение он выражал словами: «Хотя бы детей и внуков не дезинформировали своим словоблудством. Страшное в том, что они числятся, чуть ли не в классиках!». Вот его «Пиит! Не ляпай! Познай фактуру!».
Он предлагает читателю для лучшего понимания вначале прочитать пояснения под стихотворением.
Больным шизою пчелой казалась
Душа навоза - грязнуха-муха,
Но им не дали мозги со слухом.
Везде совалась, везде сновала
Та побирушка-распотаскуха.
Пиитом звалась она пчелою.
Он – не ботаник, он – не зоолог,
Он не этолог, не энтомолог.
Ему науки покрыты мглою.
Поэт «народный» – слегка филолог.
Сказал:
– Люминий, - не сметь иначе!
Зовётся муха теперь «святою» –
Хотя летает лишь по помоям –
«Марии птицей». А это значит,
Звездой поэта, его мечтою.
До сути нету и вовсе дела:
Цветок у пчёлки один бывает.
Поэт с шизою того не знает.
На колос злаков она не села б,
Других цветочков не пожелает.
Бери учебник шестого класса!
Нет медоносов-султан-соцветий.
Тебе сидеть бы… ну… в классе третьем…
Плыви на сушу быстрее брасом!
Слезой от смеха умылись дети.
Поэт! Рисуешь пчелу-химеру!
Зачем поганить Творца творенье,
Зачем тюленю рога оленьи?
Из милой пчелки лепить мегеру
И ставить одурь на обозренье?
Поэт! Коль пишешь душой кривою,
На душу сверху, надев бахилы,
Возьми легонько потом зубилом
И молоточком поправь всё смело,
Когда умишко не с головою...
От диких мыслей мозги клокочут,
Когда поэты свой бред бормочут,
У мудрых даже... среди «не очень».
Все взвесить точно мудрец - охочий.
Поэт «не очень» - всё опорочит.
Чем больше выверт, тем громче: - Браво!
Аплодисменты плетут с мочала.
Чуть-чуть подумай! Закрой бренчало!
Свяжи ты в мыслях концы с началом.
Тебе налево, а мне направо.
Поэт, не знаешь, коль ты детали,
Не лей водицу! Не рань мне душу!
Растить не надо хлеба на груше!
Людей толковых ты чаще слушай!
Они от бредней твоих устали.
С утра до ночи ты колобродишь,
Нелепой мутью ум затмеваешь,
В свином навозе благоухаешь,
С пустого бубна мысль извлекаешь,
Словесным блудом всех в ступор вводишь.
Невестой милой зовёшь тычинку,
Жених поэта – красивый пестик,
Ты можешь спутать и ложку с вилкой.
Тебе молоки – конфет предвестник?
Поэт «народный» сродни с дубинкой.
Грачом зовёшь ты воровку-галку...
Твой вОрон замуж ворОну кличет,
Коза на крыше весной мурлычет,
Безумством слова в святое тычешь...
Ничто-поэту ничто не жалко.
Одни заскоки поэта-доки,
Мысль кособока с венцом пророка,
Задравши носик в лесу высоко,
Трещишь сорокой, дитя порока,
В том нету проку. Одна морока!
Пиит! Не ляпай! Познай фактуру,
С дерьмом собачьим твои пейзажи.
Повсюду сеешь болезнь-проказу,
Куда ни ступишь, ты все измажешь.
Прошу тебя я: «Кончай халтуру!»
Прочитав стихи, Виктор объяснял Наташе суть стихотворения, исходя из ботаники и зоологии вузовского уровня. Дело в том, что эти науки изучаются в 6-7 классах, по окончании школы эти науки остаются в сознании выпускников в зачаточном уровне. Попутно он касался вопросов символизма. Суть объяснений изложена в следующих примечаниях к стихотворению.
Шиза (шизофрения) – психическое расстройство. Наиболее часто проявляется галлюцинациями, параноидным или фантастическим бредом либо дезорганизованным мышлением.
Пчела – эмблема Девы Марии, её называют "святой", "божьей птицей", "птицей Марии".
Пестик и тычинка – органы размножения цветка: пестик – женский, тычинка – мужской, но никак не наоборот.
Молоки – семенники рыб. Никакого отношения к конфетам «Птичье молоко» не имеют.
Ворон, ворона, грач, галка – разные виды птиц. ВОрон – масса 800-1500г. Оперение чёрное с отливами, ноги и клюв чёрные. Ворона – масса 450-700г. Оперение: голова, горло, крылья, хвост чёрные, остальное оперение серое. Грач – масса 300-500г., стройнее вороны, имеет более тонкий и прямой клюв. Галка – масса 130-230г. Оперение чёрное, на голове, хвосте и крыльях с пурпурно-синим металлическим блеском. Шея сверху и с боков серая.
Виктор говорил:
– Мне не по себе от перлов "народных" поэтов. И от жюри, выбирающих их в призёры. Читаю. Бабочка собирает пыльцу… Чем? Как? Кому? Зачем? Она же может только пить. Да и живет недолго, ничего не запасая впрок. А как можно собрать «не созревшую пыльцу"? Голосовать «ПРОТИВ» нельзя, поэтому победителями становятся те, у кого бОльшая бригада «рецкописателей», голосующих «за своего», не читая произведений. Попробуйте написать каждый день 100-200-300 «рецок»! Не получится! Профанация! Присуждение звания "народный" происходит по принципу: сегодня – я, завтра – ты. Мы – все "НАРОДНЫЕ"! И поэты, и жюри носят одну и ту же фамилию – De Bill.
А недавно прочитал о саванне прямо противоположное тому, какой она есть на самом деле.
Символ, метафора – это представление о РЕАЛЬНОЙ сути субъекта или объекта. Её искажение переворачивает всё с ног на голову.
Называют ночными бабочками придорожных жриц любви в связи с тем, что бабочки садятся на цветки разных видов растений, в том числе на соцветие султан (не медонос).
Пчела посещает цветки только одного вида (ее подруга из того же улья – только другого). Это знали даже древние люди, но не современные поэты с верхнего этажа небоскрёба. Потому пчела – символ верности, постоянства, непорочности, мудрости. Если бы она летала по цветкам растений разного вида, да еще по соцветиям-не медоносам (как пишет поэт со званием «народный»), она была бы символом глупой и распутной женщины. О какой художественной ценности такого произведения, господа поэты и члены жюри, может идти речь? Это интеллектуальная убогость автора «произведения» вместе с жюри, отдавшим ему лавры победителя конкурса.
Пчела - эмблема НЕПОРОЧНОЙ Девы Марии. А у поэта пчела летает от ВАСИЛЬКА к ИВАН-ЧАЮ, затем к ИВАНУ мокрому, Жасмину, Георгину, Виссариону, а потом еще и к Розе, Веронике, Лилии. Она лесбиянка? И это НЕПОРОЧНАЯ Дева Мария? Нет! Это девица легкого поведения!
Выверты сути выдавать за прекрасное художественное произведение, талант поэта? Нет! Это иначе называется…
Поэты и члены жюри допускают использование в качестве символа (метафоры) свойств не природной пчелы, а КАРИКАТУРЫ НА ПЧЕЛУ (мягко выражаясь), не соответствующую ее зоологической сущности. Какая же это ПЧЕЛА? Это – МУХА НАВОЗНАЯ!
Помолчав, Виктор добавил:
– А вот ещё о критиках-формалистах.
Если бы современные критики не знали автора стихотворения «Есть в осени первоначальной...», они отыскали бы в нём множество недочётов, в том числе: все три катрена написаны не по одному шаблону; в рифмующихся строках разное количество слогов…
В «как бы хрустальный», «как бы», по их мнению, явно нежелательно, как и другие непрямые сравнения типа «как будто», «словно», «похоже на».
Они посоветовали бы избегать слов-паразитов «уж», «лишь», «ещё».
«Оценщики» вскрикнули бы: «О! Боже мой! В первых двух катренах abab, а в третьем – abba!». «Поэту-неумехе» они посоветовали бы писать не «дерёв», а точно указывать вид дерева, а у помидоров – даже указывать сорт.
Им захочется узнать, какие именно птицы «уже не поют» в эту «дивную пору». А особо продвинутые знатоки природы скажут, что птицы не поют потому, что прошёл брачный сезон, и самцы больше не выпендриваются перед самками. Такие нынче времена. Такие дипломированные критики, поэты с вузовским высшим литературным образованием.
Слава Богу, Ф.И.Тютчев написал «Есть в осени первоначальной…» полтора века назад и не дожил до наших дней! Иначе двоечником в каком-то литинституте был бы.
Прочитаем также стихотворение поэта «Осенний вечер».
Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть!..
Зловещий блеск и пестрота дерёв,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье - и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья!
А потом «Есть в осени первоначальной...»
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора -
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера...
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто всё - простор везде -
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко ещё до первых зимних бурь -
И льётся чистая и тёплая лазурь
На отдыхающее поле...
Большинство нынешних пейзажистов живут в городах, лишь изредка выезжая на природу, «на шашлыки» или утыкаются взглядом в землю, пытаясь отыскать белый гриб. Возвратившись в свою квартиру на 9-м этаже, протрезвев, описывают природу по памяти, глядя в бинокль из-под крыши дома на деревья, обиженные асфальтными испарениями. Ещё хуже, если они, не успев рассмотреть, понять, почувствовать природу, приписывают ей то, чего в ней нет и быть не может. Таким не мешало бы напомнить и о «выпендривающихся перед самками самцах».
Пейзажная лирика Тютчева – это мир, воспринимаемый всем нутром, всей душой. Поэт с колыбели спит с природой в обнимку, чувствует её всем своим существом. Он делится с нами своими «интимными» чувствами, но не навязывает их нам, не диктует своё восприятие. Воссоздавая впечатления о природе чётко и ярко, он зовёт нас в полёт над бескрайностью полей и лесов, не надевая шоры на наши глаза и мысли. Многоточия выделяют нам время для домысливания, припоминания того, что поражало нас с детства. А достигается это как раз «недостатком» – использованием обобщающих слов вместо излишней детализации, которая ограничила бы полёт наших ассоциаций.
«Осенний вечер». Там тоже осень, но другой поры. Это символ увядания живой природы (хотя и временное, возрождающееся весной, а не умирающее, как пишут многие поэты).
В «Осеннем вечере» Фёдор Тютчев восхищается убранством деревьев «бальзаковской поры», мастерски вынуждая нас вспомнить о небе с ещё пока кучевыми облаками и журавлиным клином.
В «Есть в осени первоначальной...» показано перевоплощение природы в тот короткий миг, который называют «бабьим летом». Осень еще не вступила в свои права. Это последние подарки ласкающего солнца. День ещё по-летнему «хрустальный и лучезарны вечера», но уже не опостылевший, не надоевший зноем, но ещё нет унылой дождливой погоды. Есть возможность немного отдохнуть, осмыслить, помечтать, увидеть «паутины тонкий волос», который блестит в борозде давно уже убранного поля. Он может легко оборваться, как и сама жизнь.
Как раз осуждаемые критиками слова-обобщения, а не излишняя конкретизация, позволяют нам ощутить необыкновенный простор и тишину в этот миг, которыми наполнено всё вокруг, чего за летней суетой сует многие не замечали и сегодня не замечают, а потому придумывают несусветное.
Автор умышленно пренебрегает хронологией и пишет «далеко еще до первых снежных бурь», чтобы уйти в воспоминаниях от промозглых холодных ветров и оголенных деревьев. Фёдор Тютчев не любил такую осень. Она наводила на него тоску, напоминая финал человеческой жизни.
В «Есть в осени первоначальной...» описан миг радости, умиротворения, передышки, подведения итогов и переосмысления жизненных ценностей. Это не намёк на старость, немощность, а отражение мудрости, опыта, пришедшего с годами.
В анализируемом произведении ощущается стиль дипломата (Тютчев был дипломатом). Он сумел втиснуть в ограниченную форму обычные слова, наделив их неосязаемым дополнительным смыслом, ускользающим от невнимательного взгляда. В них много недосказанного, возникающего в воображении читателя, любящего природу не по картинкам, а вжившегося в неё, составляющего с ней единое целое. Потому «Есть в осени первоначальной...» цепляет нас за живое.
Тютчев изобразил природу живым существом, тесно связанным с жизнью человека. Поэт не ограничивает полёт наших ассоциаций, поэтому при каждом прочтении произведение позволяет нам увидеть мир в новых красках и смыслах.
Красота природы заставляет понимающего её остро ощутить свою принадлежность к этому миру. Самые изысканные эпитеты – “дивная пора”, “хрустальный день”, “лучезарный вечер”– служат холстом, на котором каждый из нас рисует свою картину окружающего мира. Это музыка за кадром волнующего фильма, помогающая нам вжиться в образ героев фильма, восхищаться всем, что их окружает. И в то же время каждый из нас переживает по-своему, каждый представляет себе собственную картину окружающей природы начала осени – «осени первоначальной...».
Наташа слушала своего учителя, затаив дыхание. Такого она не слышала от своих преподавателей русского и латышского языков и литературы. Такие беседы ещё больше усиливали чувства 16-летней девушки к 33-летнему мужчине, от которого с согласия отчима и при настойчивой просьбе её самой зачала её мама.
