Элегия
Что расскажешь, то уже не жизнь.
Только-только полыхала память:
охра тополей, кизила камедь,
точно алатырь за баней камень...
А теперь не то, как ни скажи.
Тут не в памяти загвоздка. Даже
не совру, что слово – это ложь.
Просто весь рисунок с крыльев смажешь.
Всю пыльцу волшебную стряхнёшь.
Может навсегда щемящим сном
мир кругом, дыханье, воздух этот,
ты и я в изломах тьмы и света,
встречи, дни, житейские приметы...
Может слово вовсе не о том?
Помню «Расемон» у Куросавы:
судят за убийство – весь сюжет.
Несколько свидетелей лукавых.
Версий много – полной правды нет.
Жизнь, как правда, хочет улизнуть
из стиха, из повести, из песни.
Проживи и сотню лет и двести,
так и так реальность неизвестна.
Мы свою напишем как-нибудь.
Намешаем чувств, историй личных,
праздника и прочих кренделей.
Матрица сработана отлично,
если бы не странный свет за ней.
Свет, что озаряет изнутри
куст кизила предосенней ранью,
капли дождевой воды в стакане,
белый камень в городе за баней.
Вряд ли этот свет проговорить.
Отчего искатели живого
все приходят к боли и к тоске?
Бабочка, возникшая из слова,
миг один побудет на руке...
