Громкая тишина

Он долго курит. Водка не берёт.

Как жаль, что все суда не ходят рано.

Здесь много чувств заканчивались драмой,

но мало драм заканчивались чувством.

Надев пальто, перчатки и берет,

она глядит то пристально, то чуждо

на ширь спины. И близкой. И далёкой.

Доколе будет тягостно белеть

его дымок мучителем для лёгких?

 

 

- И дождь прошел! Во сколько пароход?

- "Уже в пути!" - промямлила торговка.

- Я не из тех, кто станет кисло-горькой

подолгу заливаться, попрощавшись.

Когда мы прекратили парный ход,

заметила, что россказней про счастье

порядком поубавилось? По-ряд-ком.

- Набрось штормовку! Ветрено. И хоть

смирилась плоть, а чувствам неприятно.

 

 

- Не бойся, Катя. Кроет пелена.

- Всё некогда счастливое?

- Не только.

Ты знаешь, Кать, обвыкнемся с итогом.

Ты отзвонись из города. Как город!?

Я попрошу не медля передать

родным в такой-то град: "Глубинность горя

слегка преувеличена, но юность

мотается внутри, как пёстрый птах,

которого навек лишили Юга".

 

 

Она молчит. Он давится слюной:

болотистой от курева и водки.

- Так есть ли Длань, что всё-таки отводит

от пагубных ошибок и от мелких?

- Не знаю, Боря. Может. Ты со мной,

и, знаешь, как мне хочется отметить,

что твой синоптик в метеотаблице:

разлука будет громкой тишиной

для нас двоих когда-то самых близких.