О, женщины!

 

Здание Французского Культурного Центра в Алжире расположено на высоком холме, на тихой, далекой от городского шума улице с богатыми виллами по обе стороны, c высоких заборов которых свисают ворохи оранжевых и малиновых соцветий бугенвиллии. Этот добротный дом из крупного кирпича, потемневшего от времени, построен французами в период колонизации. Через его металлическую ограду цветущие кусты тянут ветви на улицу, встречая гостей объятиями и сладким ароматом. Несколько лет назад я изучала там французский язык.

 

Внутри – небольшие комнаты с огромными окнами, длинным столом со стульями посередине и экраном для показа материалов урока на стене. На перемене студенты выходят во двор покурить, подышать свежим воздухом и полюбоваться морем, которое занимает всё видимое с холма пространство от берега и до, несомненно, края Земли. Оно простирается и справа, и слева, обрамленное внизу пальмами, белыми виллами, утопающими в цветах, и кораблями в порту. Морской пейзаж – яркий до рези в глазах под лучами африканского солнца. Порывистый бриз нежно ласкает кожу и по-отцовски треплет волосы.

 

В моей группе волей случая оказались только иностранцы – японцы,

китайцы, несколько арабов из Эмиратов, одна югославка, болгарин и пара венгров.

Мужчины в Алжире работали, а женщины-иностранки были женами иностранцев или женами алжирцев. Арабы – эмоциональные, полные энергии, всегда готовые пошутить и пококетничать с женщиной. Болгарин и венгры – добродушные, мудрые, себе на уме. Японцы и китайцы – как живые игрушки, издающие смешные звуки, всегда корректные, сдержанные и молчаливые. На переменах мы общались, не особо сближаясь, но и не чураясь друг друга.

 

Преподавала французский язык молодая пухленькая француженка, жизнерадостная и смешливая, тёплая как весенний лучик и добрая как Красная Шапочка.

 

Справа от меня за общим длинным столом сидела жена японского посла, Кимико, застенчивая молодая японка, проявляющая чудеса вежливости и щедрости. На каждое занятие она приносила очередное японское блюдо собственного приготовления и всех угощала. Её, самую прилежную и знающую ученицу, понять могла только преподавательница. В тот период я была убеждена, что звукообразующие органы у японцев устроены не так, как у других народов. Мне приходилось слышать китайцев, корейцев и японцев, разговаривающих на английском языке. Мне, русской, казалось, что это какой угодно язык, но не английский.

 

Слева сидела югославка, Милица. Небольшого роста, одетая стильно, оригинально и с большим вкусом, сама точёная, как фарфоровая статуэтка, с глазами, которые я называю югославскими. По одним только глазам я могу узнать этот народ. Миндалевидные, цвета морской волны – вернее, цвета Адриатического моря в солнечный день. Они сверкали, как хрустальные подвески на парадной люстре – откуда-то изнутри ясным, жестким светом. Кожа – белая и прозрачная, тонкий прямой нос, красивой формы небольшой рот, тонкие кисти рук в золотых кольцах. Всегда идеально-стильная прическа – каштановые прямые волосы чуть выше плеч.

 

Держалась она королевой, вежливой и обаятельной, но мало с кем общалась по собственной инициативе. Я молча восхищалась ею, благодаря природу за такое совершенное создание, украшающее нашу жизнь. Она сидела со мной рядом, и я украдкой любовалась ею, по мере возможности не вызывая её подозрений. Впрочем, Милица, наверное, давно привыкла быть центром внимания. Все мужчины в группе были бы рады оказаться у её ног, но она умело устанавливала дистанцию в отношениях. Французский язык она прекрасно понимала и неплохо на нём говорила.

 

Занятия длились с октября по июль. В конце июля, в один из жарких летних дней, мы сдали экзамен и попрощались до следующего учебного года. В последние минуты прощания югославка внезапно пригласила меня и японку отметить окончание занятий у нее дома. Мы были немного удивлены, но согласились с удовольствием. В назначенный день мы позвонили в дверь её двухэтажной виллы конца девятнадцатого века – солидной, украшенной балюстрадами, барельефами и арками.

 

Милица с гостеприимной улыбкой провела нас в сад, где уже был накрыт большой круглый стол на тенистой площадке под сенью пальм и фикусов, а вокруг небольшого пруда цветущие кусты белых и розовых олеандров издавали приторно-сладкий, но чарующий аромат. Солнечное утро, свежий ветерок с моря, ухоженный живописный сад, сервированный дорогой современной посудой стол создавали атмосферу неги и наслаждения жизнью. Мы добавили к обширному меню наши кулинарные изыски – Кимико привезла курицу в кляре с интересными пряностями, каждый кусочек был размером с ноготь на большом пальце. Я приготовила русские имбирные пряники по старинному рецепту – с медом, изюмом, корицей, имбирём, сверху покрытые толстым слоем глазури.

 

Из дома вышел муж югославки, красивый молодой мужчина в классическом белом костюме, высокого роста, стройный и с такими же изумительными сине-зелеными глазами, как у жены. Он поздоровался, пожелал гостьям приятно провести время, извинился, что не может присоединиться из-за срочного дела и ушел.

 

Наша беседа протекала не очень оживленно, хотя мы с японкой нашли, о чем поболтать. Она рассказывала про обычаи в Японии, я про совсем неизвестную ей страну – Узбекистан. Югославка была больше занята своими мыслями, чем принимала участие в нашей болтовне. Cудя по озабоченному выражению лица и легкой нервозности в движениях, она неприкрыто поддерживала беседу только из соображений гостеприимства. После часа общения она встала из-за стола, извинилась и сказала, что вынуждена нас оставить на некоторое время. И ушла в дом.

 

Ничего не подозревая, мы с японкой весело разговаривали, несмотря на

национальные акценты в произношении, перепробовали закуски и сладости к чаю. Интересующие нас темы закончились. Нас немного смущало, что хозяйка дома не уделяет гостям достаточно внимания – особенно учитывая, что она сама пригласила нас в гости. Прошло уже часа три, а Милица не появлялась. Невольно возникло предположение, не высказанное нами вслух, но вполне читаемое по нашим недоуменным лицам, что наше общество её тяготит. Пора бы и по домам.

Но как это сделать?

 

В конце концов, нам пришлось заглянуть в открытую дверь, ведущую в дом и позвать хозяйку. Никто не ответил. Мы вернулись к столу еще более смущенные и растерянные. Уйти по-английски не позволяло восточное воспитание и не слишком близкие отношения с югославкой. Мы не знали – что с ней случилось? Нужна ли наша помощь? Если уйти, не увидев её, то кто запрёт за нами дверь? Минут через пятнадцать она вышла в сопровождении представительного алжирца в костюме, похожего на юриста, среднего возраста, c благородной сединой на висках. Он вежливо улыбнулся и поздоровался, разглядывая нас с интересом. Милица, переодетая уже в другое платье, представила его как сотрудника мужа и сообщила, что он только что приехал. Звонка в дверь мы не слышали.

 

Ситуация показалась нам еще более щекотливой. Мы попрощались, явно обрадовав хозяйку дома и мужчину, облегчив своё положение засидевшихся гостей. Я молча спускалась по извилистым узким улочкам к центру города, вспоминала и сопоставляла детали нашего визита, стараясь понять, для чего Милица нас пригласила? Кимико шла рядом, разглядывая тротуар, и выглядела задумчивой – а я, скорее всего, озадаченной.

 

Внезапно я осознала, какой урок преподнесла мне жизнь, которая на все вопросы даёт ответы. Я не понимала женщин, воспетых во французских романах и в сказках “Тысяча и одна ночь” – настоящих женщин, чья хитрость и изворотливость позволяет им с легкостью манипулировать мужчинами, добиваясь своего. Неужели мужчины такие глупые, что не понимают очевидного? И оказалась сама на их месте.

А может быть, я всё не так поняла?