Incertae

Он глядит сквозь засиженный мухами толстый экран окна,

как прощается с миром стремительная весна,

как взрываются почки кипением зелени и любви,

как вращается мир, быстротечен и уязвим.

У него за душой горсть монет и гитара в чехле «под джинс»,

сигарета за ухом и в пластике теплый джин,

он о мире наслышан немало, но мир на него плевал.

И качаются пыльные лампочки и слова.

«25 мая, суббота.

12 часов утра.

Я сегодня проснулся и понял, что мне пора.

Я проснулся с надеждой, но, горечью дней дыша,

наблюдал, как великой и глупой толпой кишат,

расступаются улицы. Тянется проклятая орда

в бесконечные, скомканные города.

Улыбается нищий, он росами сыт и звездой согрет,

улыбается нищий в убежище из газет.

Я не знаю, где правда, кого мне пасти, от чего спасти.

Возвращаюсь домой и надеюсь, отец простит.

Вера – пыль мирозданья, зола, шелуха, труха.

Возвращаюсь и точка. Пойду, покурю. И.Х.».

Он горланит «Чижа», улыбается в русый ус.

Он, овеянный страхами, вещий святой и трус.

Этот мир уцелел на дымящемся крошеве тысяч лет,

уцелеет и впредь, сам собою распят, отпет.

По-змеиному вытянул вечную звонкую спину рельс...

 

Поезд катится, катится, катится в синий проем небес.