Incertae
Он глядит сквозь засиженный мухами толстый экран окна,
как прощается с миром стремительная весна,
как взрываются почки кипением зелени и любви,
как вращается мир, быстротечен и уязвим.
У него за душой горсть монет и гитара в чехле «под джинс»,
сигарета за ухом и в пластике теплый джин,
он о мире наслышан немало, но мир на него плевал.
И качаются пыльные лампочки и слова.
«25 мая, суббота.
12 часов утра.
Я сегодня проснулся и понял, что мне пора.
Я проснулся с надеждой, но, горечью дней дыша,
наблюдал, как великой и глупой толпой кишат,
расступаются улицы. Тянется проклятая орда
в бесконечные, скомканные города.
Улыбается нищий, он росами сыт и звездой согрет,
улыбается нищий в убежище из газет.
Я не знаю, где правда, кого мне пасти, от чего спасти.
Возвращаюсь домой и надеюсь, отец простит.
Вера – пыль мирозданья, зола, шелуха, труха.
Возвращаюсь и точка. Пойду, покурю. И.Х.».
Он горланит «Чижа», улыбается в русый ус.
Он, овеянный страхами, вещий святой и трус.
Этот мир уцелел на дымящемся крошеве тысяч лет,
уцелеет и впредь, сам собою распят, отпет.
По-змеиному вытянул вечную звонкую спину рельс...
Поезд катится, катится, катится в синий проем небес.
