Примирение
Я в собственный разум той ночью вошла.
Сквозь воспоминанья неслышно прошла,
Сквозь библиотеку - теорий тома,
Сквозь склад, в коем опыт спит на стеллажах.
Я в собственном разуме дверцу нашла,
Что на шесть засовов всю жизнь заперта,
За годы что пылью и мхом заросла,
Чья медная ручка - с когтями рука.
Когда я пожала ту руку слегка,
С засовов посыпалась грязь и труха,
На месте когтистой большой хищный глаз,
А дверь отворилась, скрип легкий издав.
За дверью бескрайняя лишь темнота:
Не просто темно - словно черная мгла,
Клочками ползла что, безмолвный туман,
Туман черней тени, чистейшая тьма.
Там не было пола, стен и потолка,
Там лишь тишина, темнота, пустота.
Но я все равно туда гордо вошла
С глазами открытыми, выбросив страх.
Со стонущим скрипом закрылась сама
Дверь ветхая, ручкой которой стал глаз.
Вокруг тишина, темнота, пустота.
И глаз предо мною. Один хищный глаз.
Он смотрит недвижно во тьме на меня.
И вижу я им в пустоте той себя.
И в той темноте мои светят глаза.
И вьется из цифр мерцая тропа.
По тропке той я без сомнений пошла
И на створы врат в письменах набрела,
Чья каждая ручка - витая змея:
В мерцании цифр блестит чешуя.
Я знала: не будет дороги назад.
Я помнила зверя, что был в детских снах,
Что страх вызывал, столь безудержный страх.
Но дернула ручку одну на себя.
И вот распахнулись беззвучно врата.
За ними тот самый зверь гордо стоял.
Вдруг зверя окутал чернильный туман
И... Я повстречала иную себя.
Себя, чьи глаза - того зверя глаза.
Себя, грива зверя во чьих волосах,
И когти его на чьих тонких руках,
И отблеск на чьих мокрых длинных клыках.
Приветственно руку я ей подала.
Обеих окутал чернильный туман...
И утро настало. Теплела заря.
И ярко сияла на небе звезда.
