Примирение

Я в собственный разум той ночью вошла.

Сквозь воспоминанья неслышно прошла,

Сквозь библиотеку - теорий тома,

Сквозь склад, в коем опыт спит на стеллажах.

 

Я в собственном разуме дверцу нашла,

Что на шесть засовов всю жизнь заперта,

За годы что пылью и мхом заросла,

Чья медная ручка - с когтями рука.

 

Когда я пожала ту руку слегка,

С засовов посыпалась грязь и труха,

На месте когтистой большой хищный глаз,

А дверь отворилась, скрип легкий издав.

 

За дверью бескрайняя лишь темнота:

Не просто темно - словно черная мгла,

Клочками ползла что, безмолвный туман,

Туман черней тени, чистейшая тьма.

 

Там не было пола, стен и потолка,

Там лишь тишина, темнота, пустота.

Но я все равно туда гордо вошла

С глазами открытыми, выбросив страх.

 

Со стонущим скрипом закрылась сама

Дверь ветхая, ручкой которой стал глаз.

Вокруг тишина, темнота, пустота.

И глаз предо мною. Один хищный глаз.

 

Он смотрит недвижно во тьме на меня.

И вижу я им в пустоте той себя.

И в той темноте мои светят глаза.

И вьется из цифр мерцая тропа.

 

По тропке той я без сомнений пошла

И на створы врат в письменах набрела,

Чья каждая ручка - витая змея:

В мерцании цифр блестит чешуя.

 

Я знала: не будет дороги назад.

Я помнила зверя, что был в детских снах,

Что страх вызывал, столь безудержный страх.

Но дернула ручку одну на себя.

 

И вот распахнулись беззвучно врата.

За ними тот самый зверь гордо стоял.

Вдруг зверя окутал чернильный туман

И... Я повстречала иную себя.

 

Себя, чьи глаза - того зверя глаза.

Себя, грива зверя во чьих волосах,

И когти его на чьих тонких руках,

И отблеск на чьих мокрых длинных клыках.

 

Приветственно руку я ей подала.

Обеих окутал чернильный туман...

И утро настало. Теплела заря.

И ярко сияла на небе звезда.