Перечитывая Библию...

Перечитывая Библию...
ххх
Это мы-то творцы?
Безнадёжные сводники слов,
Алкоголики снов и жрецы золотой эйфории...
Оркестровый сентябрь торжествует превыше голов,
Но латунь как латынь – к ликованию приговорили.
Взбаламутить лазурь, - что ещё на крючке карасю...
Утопить свою желчь – в желтизне, пораженье – в мажоре, -
Вот он, сверхреализм, без ужимок салонного «сю»:
Разверзается штрек и пылают зрачки, как мозоли...
Это мы-то творцы? –
Продолбившие шахты ночей
Аритмией сердец... Каторжане, которых не ловят.
Но куда убежишь от прожорливых этих печей,
Если каждый листок - на осеннем ветру – Могендовид...
Если каждая ветвь, распрямясь в ослепительный рост,
Осеняет, как миф, и трепещет материя духа;
И безумная мысль подрывает Воллопиев мост,
В темноте показавшись клочком перелётного пуха...
И качнётся земля, как нарядный пасхальный кулич,
И над воском садов деревянные руки расправишь,
И – плашмя полетишь... – Не успев обрести и постичь
Триединства любви, распростёртой от кладбищ до клавиш...
Это мы-то – творцы?
Мастера, усмехнусь, мастера,
Сторговавшись с Хароном, кататься туда –
и обратно, -
Где в юдоли ржаной плодородна любая дыра
И сквозь пористый свет – васильки
проступают,
как трупные
пятна...
 
 
ххх
Когда босые по росе
Ступают кони из тумана,
Коснись, библейский экстрасенс,
Угрюмой язвы Вассермана, -
И гной засахарится в мёд,
И расцветёт на биополе
Гвоздика...
Примет – как поймёт
Чернь, побелевшая от боли,
Любую милость с высоты
Как свысока, - на то и чудо...
...Лишь пару тысяч лет – и ты
Мудрей, чем Понтий и Иуда:
Теперь в провинции любой –
Твой дом, как в тихом Назарете
(Сентиментальная любовь
В неисцелимом лазарете...)
Узри, последний гуманист,
Как наша участь безголоса,
Как вразумляет ветхий лист
Планету с кариесом носа...
Толпа, лишённая крыла,
Ползёт, одежды рвя и воя,
Бить языком в колокола
И в гулкий кафель – головою...
 
 
ххх
Ни живого огня у печи и свечи,
Ни чернильной томительной влаги...
И, как дева Мария, уныло пречист
Светлый лик одинокой бумаги.
Как ты выжило, Слово, до наших имён,
Еле слышных в плебейском разврате,
Где публичная Муза сосёт микрофон,
Пьяный Каин рыдает о брате...
Так чудовищно сбылся обещанный хам, -
Как не верить насчёт остального...
Ничего не добавишь к библейским стихам,
Кроме тихого вздоха ночного...
Полустёртого между «прощай» и «прости»
Полушёпота, рвущего связки!
Кроме хруста бессоницы в лобной кости
Отмирающе-лунной окраски...
 
 
АПОКАЛИПСИС
 
Свистел атеист: покажите мне Бога,
Признайтесь, кто близко знаком!..
А Бог отвечал: «Поумнеешь немного...»,
У ног раскрываясь цветком...
И снег полинял, и встряхнулась природа,
На кончиках ёлок – укроп...
Шутил атеист от себя и народа,
Что всё же - пустой телескоп...
И было, как в линзах, прозрачно и чисто,
Сиял первомайский наив
В испуганно круглых глазах атеиста,
Где яблоки – белый налив...
Откуда всё это – и адские громы,
И проволка трещин в коре?!
Себя на планете он чувствовал дома,
Как в гулком футбольном дворе...
Бахвальные речи, льняные девчонки,
И пенсия пенсий – в конце...
...А небо – раскосо.
А сумерки – чёрны.
И весь – в светоносной руце...
 
(Цикл написан в 1984 г. В Ленинграде)
 
Фото Алексея Кузнецова