Когда я была взрослой

"Когда я была взрослой". Лиза часто повторяет эти слова. Люди смеются и считают её маленькой фантазёркой. А такая ли она маленькая? Она знает много всяких разных вещей, но ей не хватает слов, чтобы как-то их назвать или описать. А без этих слов другие её не понимают. Приходится мириться с неизбежным. Вообще-то, прямо скажем, с речью у неё не всё хорошо, есть звуки, которые выговорить трудно, особенно когда пытаешься что-то выразить, донести какую-то мысль, поэтому начинаешь торопиться, говорить быстро, перестаёшь следить за выговором, и вот результат: вместо слов получается какая-то каша. Ещё недавно она смеялась при слове "каша", представляя себе собственную голову, наполненную садичной манкой, слипшейся в маленькие комочки, в которой тут и там плавают золотые лужицы растаявшего масла. Впрочем, манную кашу она любит, и некоторые дети из группы, например, Данька Смирнов, пока воспитатели не видят, перекладывает часть из своей тарелки ей.

"Когда я была взрослой". А когда это было? Трудно сказать. Она сама не до конца понимает, что хочет сказать этой фразой. Но то, что это действительно было, бесспорно. Потому что иначе откуда ей знать, как выглядит сердце, например? Когда на занятии по ИЗО она нарисовала человеческое сердце, получилось очень похоже, так что маме потом пришлось выдержать беседу с Верой Сергеевной и выслушать много нелестных вещей насчёт родителей, которые разрешают детям смотреть взрослые книжки и передачи. Бедная мама! Как она оправдывалась и краснела, рассказывая, что они с папой никогда бы не разрешили смотреть такое своей дочери. А она и не смотрела, вот что обидно! Она просто знает. Откуда, спрашивается?

"Когда я была взрослой". Лизе пять. Она неплохо читает, а вот писать у неё почти совсем не получается. Зато она здорово умеет прыгать на скакалке и находить спрятанные вещи. Однажды мама потеряла обручальное кольцо и сама не могла вспомнить, дома это случилось или на улице. А Лизе достаточно было просто постоять несколько секунд, прислонившись лбом к маминому лбу, и появилась отчётливая картинка: мамина рука опускает колечко в карман осенней куртки, висящей в прихожей. мама иногда очень рассеянна, и Лизе приходится время от времени "заглядывать" к ней в голову. Слово дурацкое, но иначе не скажешь. Легче всего это происходит, когда мама спит.

"Когда я была взрослой"... А что тогда было? Этого Лиза никак не может вспомнить. Хотя почти наверняка знает. Если бы кто-нибудь мог заглянуть к ней в голову, чтобы узнать ответ! Но сделать это некому. Лиза уже пробовала заставить некоторых мальчиков и девочек из группы увидеть, что происходит у неё в голове, но добилась только того, что одни над ней посмеялись, а другие почему-то испугались, а чего, так и не рассказали.

"Когда я была взрослой". А что это вообще значит? Что такое "быть взрослой"? Лиза знает, что некоторые взрослые ходят на нелюбимую работу и живут с нелюбимыми людьми. А почему они это делают, никто не знает. Лиза однажды спросила у мамы, каково это - быть взрослой. И услышала в ответ целую лекцию о чувстве ответственности, о необходимости делать одно и не делать другого, о том, как сильно она устаёт от работы... А значит ли это быть взрослой, так и осталось непонятным. Взрослые бывают всякие. Вот сосед из квартиры справа, дядя Андрей. Тот почти всегда весёлый, приветливый, со всеми всегда здоровается, ездит на большой машине и никогда не жалуется на усталость. А тётя Нина из квартиры сверху по выходным громко шумит до поздней ночи, собирает у себя компании, где много поют, звенят стеклом и воняют табачным дымом, поэтому об ответственности она, скорее всего, просто не знает. Может быть, они на самом деле никакие не взрослые, а только умело делают вид?

"Когда я была взрослой". Однажды мама прочитала Лизе книжку про Питера Пэна. Лиза очень сильно удивилась, почему этот мальчик так не хотел становиться взрослым. Мама ответила ей тогда что-то вроде: вырастешь, сама поймёшь. Лизе очень хочется вырасти. У неё в комнате к стенке прикреплен ростомер, Лиза каждый день подходит к нему, чтобы посмотреть, на сколько она уже выросла. Но то ли растёт она слишком медленно, то ли речь шла о чём-то совсем другом, только пока Лиза до сих пор так ничего и не поняла. Зато она понимает, как и откуда появляются дети. Она даже думала о том, чтобы рассказать про это маме, но остановило её то, что, во-первых, мама, наверное, и сама знает, а во-вторых, вряд ли мама обрадуется таким знаниям. Хотя и говорит сама, что знания -- это сила. Вот когда она была взрослой, Лиза спокойно могла рассуждать на эти и другие похожие темы.

"Когда я была взрослой" - это не просто слова. Лизе, например, кажется очень глупым, если люди говорят: "Когда ты будешь взрослой". Она уже была. Хватит.

Впрочем, тогда её, кажется, звали не Лизой. Она точно не помнит. Вернее, помнит, но не совсем она. Как это объяснить, хотя бы себе самой?

Однажды Лиза случайно услышала разговор мамы с каким-то человеком, который расспрашивал про здоровье и развитие Лизы, что было удивительно, потому что раньше Лиза никогда не видела этого человека и даже голос его был ей незнаком. Мама говорила много непонятных слов, но одно слово Лиза точно расслышала и запомнила: "аутизм". Слово кажется Лизе знакомым, она даже почти понимает его значение, но точно выразить не может. Она пыталась осторожно выяснить у мамы, что это такое, но мама отвечала длинно и путано, что это такая болезнь, вернее, не совсем болезнь, в результате чего Лиза только ещё больше запуталась и решила подождать, когда ей можно будет читать взрослые книжки, и выяснить всё самостоятельно.

Невролог, который ведёт Лизу с возраста примерно полутора лет, хорошо знает, что такое аутизм и как он проявляется, но Лизе он, конечно, ничего не скажет. Во-первых, ни к чему травмировать и без того хрупкую психику девочки, а во-вторых, то, что он сделал, не вполне законно. Вернее, закон никак не регламентирует проделанную операцию, потому что технология таких операций пока не существует даже на бумаге, да и операцией это, строго говоря, по сути, не может считаться, потому что проводится без инвазивного вмешательства. Лиза только третий пациент, которому проводилась трансплантация сознания, поэтому её случай почти уникален и совершенно бесценен. Да, девочка в группе риска, но её мама подписала все соответствующие бумаги и дала согласие на экспериментальное лечение. Пока всё идёт хорошо, но расслабляться нельзя ни на один момент. Первый пациент был почти сразу обречён, потому что ему пересадили сознание человека, склонного к суициду и вскрывшего себе вены. Артём - так звали мальчика - в один прекрасный день просто взял и без видимой причины шагнул на проезжую часть, попав под грузовик на глазах у родителей. Он умер в "скорой", не приходя в сознание. Со вторым пока ничего не ясно. Николай Васильевич знает лишь то, что пересаженное сознание принадлежало человеку с большим уголовным и алкогольным стажем. А чьё сознание досталось Лизе, не знает даже человек, который предложил ему эту работу. Тот человек явно из органов, хотя ни слова относительно профессии от него не добьёшься. Даже психиатр, вместе с которым они проводят операцию, кажется, не до конца понимает, как и что происходит в голове у пациента - они по молчаливому уговору избегают слова "подопытный", - кажется, что новое сознание подавляет и вытесняет прежнюю умственную и психическую составляющую, становясь при этом совершенно новой личностью. Но так ли это в самом деле, не знают ни тот, ни другой. Им не с кем проконсультироваться, потому что оба давали подписку о неразглашении. Остаётся только ждать и вести наблюдения.