Я в смертный бой вступал во сне,
как будто наяву,
и погибал на той войне,
и до сих пор живу.
 
Из синевы спускаясь в ад,
в грохочущий разлом,
я знал, что нет пути назад,
и не жалел о том.
 
Над телом павшего бойца
призывно горн играл,
а я среди живых отца
в смятенье выбирал.
 
Но вот уже и нет живых –
все полегли в бою,
и канонады гул затих
у мира на краю.
 
Но вижу: скрыт густой травой
и пулями прошит,
в беспамятстве, полуживой
один солдат лежит.
 
Всю ночь я просидел над ним –
настырна смерть, хитра, –
моей молитвою храним,
он бредил до утра.
 
И вот рассвета час настал!
И отлегло в груди,
когда явился санитар,
как ангел во плоти.
 
Потом мне снился лазарет
и скальпеля металл.
Хирург, прося прибавить свет,
кроил, кромсал, латал.
 
Сон обрывался и опять
накатывал волной…
Уже я начал забывать
того, кто звался мной.
 
Иного воинства уже
небесные послы
бездомной, страждущей душе
благую весть несли.
 
Но что-то в памяти былой
мешало обретать
всепобедительный покой
и солнечную стать.
 
И так, плутая в полумгле,
я вспомнил наконец:
на хирургическом столе
мой воскресал отец.