Жил человек - век
Жил человек-век себе на уме
В своем чердаке. Ходил по земле
Босыми ногами с волей в душе.
Всегда бросал взор в широкие дали,
Его древо росло крепко, высоко.
Речи вторил со зверем в лесу,
В центре головы зрели миры,
Бывало так: таскала печаль изо дня в день,
Не давала продыху.
Дух извёлся наизнанку, напрочь.
Стены теснят в душной коробке –
Он выбил окно деревянным табуретом!
Ветер и дождь открыли ответы.
В руки он взял засохшие краски,
Забыл о земном, выпал из времени,
Ушёл в глубину творить смыслы.
Мазал небрежно пальцами масло.
Выходило грубо, топорно, но ясно.
Полотно обретало житие-сказание,
Небо существовало чёрным и красным.
Птицы порхали стаями в свет,
Пытались проглотить раскалённый диск,
Но не по зубам загадка.
Серые крысы доедали зайца,
Ребёнок плакал на руках у мамы,
Кувшин разбит, молоко сосёт змея.
Собаки, бродяги воют от голода…
Он вырвал эту горечь
Вот так, свободно.
Они глазели жадно
На искусный труд.
Терялись в догадках, рылись в деталях,
Молву несли повсюду,
Мол, не чудо, -- брехня!
Нет чётких линий, одна мазня!
Кто сказал, что солнце вместо живота?
Это и есть искусство?
Где это видано, что люди могут быть
Пустыми бутылками или красивой обёрткой?
Надрывал глотку один педант,
Но прохожие молчали.
Они подолгу толпились у работ мастера,
Скручивая извилины, мысли-кувалды стучали им
То, что на холсте изобразил человек:
Это мы и есть, только в других преломлениях.
Многим стало противно, глядя на картины исполина-гения,
Потому что каждый узнал в них себя.
Нет в нас сплошного белого, нет!
Все разное, прекрасное и безобразное!
Но доброго, чистого надо бы побольше,
Чтоб слова не зарастали кривдой,
Чтоб нутро не тлело зловонной гнилью!
Художник оставил нам
Добро своего мира…
