Я ПОЗАВИДОВАЛ
"Смех есть весёлость ума, улыбка - весёлость сердца" Гонкур Эдмон, французский писатель (1822-1896)
С октября 1960 года, после окончания Одесской специальной оперативной школы милиции, стал работать сотрудником уголовного розыска Орджоникидзевского РОВД Керчи. В мае 1961 году с моего согласия был назначен дознавателем ГОВД, расположенного на Ленина, 8. Старинное здание и каждый в нём кабинет мне были хорошо знакомы с босоногого детства. После освобождения города от немецких захватчиков пацаны любили лазить по многочисленным развалкам в поисках интересных железяк. Война ещё не закончилась, но была уже далеко от Крыма. Дети, находясь под её впечатлением, играли в войну, поделившись на красных и фрицев. Для этой игры выбирали более или менее уцелевшие здания. Таким оказалось двух этажное здание дома 8 на улице Ленина, в котором во время войны располагалась какая-то серьёзная, хорошо охраняемая, военная немецкая структура. Напротив входной двери, буквально в паре метрах от неё, сразу же за тротуаром, был установлен дот с бойницами для стрелкового оружия. После войны городские власти города не сносили его несколько мирных лет.
Из-за жестоких боёв почти во всех зданиях остались только стены с пустыми оконными проёмами. В облюбованном доме между этажами сохранились балки, а в некоторых кабинетах даже частично деревянные полы. Особенно хорошо сохранился на втором этаже первый по счёту кабинет. По остаткам пола можно было подбежать к окну, выходящему во внутренний двор, и из выструганной палки, заменяющей оружие, стрелять в "противника," грозно выкрикивая тра-та-та. В то далёкое время никогда не мог представить, что пройдут годы, и я, работая дознавателем, буду сидеть в этом кабинете вместе со старшим дознавателем Павлом, ставшим на первых парах моим наставником.
В 1962 году моей жене, работавшей в рыбном НИИ, была выделена семейная путёвка-экскурсионное турне по городам Грузии. Я не хотел отрываться от понравившейся мне работы дознавателя, и подумывал, чтобы жена поехала в Грузию без меня. Изменить своё решение меня уговорил Павел. Он был прекрасным товарищем, внимательным и доброжелательным коллегой. Разница в годах составляла семь лет. Но мы никогда не чувствовали эту разницу. У нас росли дочери. Моей было два годика, а Павла, около шести. Она ходила в детский садик, располагавшийся в здании, видимо когда-то принадлежащиму церкви Иоанна Предтечи. Оно вместе с двумя другими подобными одноэтажными зданиями и небольшими пристройками находились в нескольких метрах от церкви, окружённые небольшим каменным забором. Скорее всего, когда-то в этих зданиях проживало духовенство и многочисленная челядь. Я хорошо знал тот дворик, так как в одном здании пару комнат сразу после освобождения города от немецких захватчиков заняла семья моего хорошего друга по школе, Гены. Его папа был инвалидом войны. Он ходил на протезе. Возглавлял городской мелькомбинат. Иногда Гена приглашал к себе домой, когда его красавица мама жарила оладьи. Она меня обязательно ими угощала. Оладьи были царской едой, так как тогда я даже не знал, как выглядит белый хлеб. Иногда оладьи мама Гены передавала моим маме и бабушке. Они отказывались их кушать, ссылаясь на то, что с детства не любят оладьи. Разумеется, эта вкуснятина доставалась мне. После войны церковь не работала. Входная дверь всегда находилась на замке. Сначала церковь пустовала, а потом её стали использовать как складское помещение. Там всегда что-то находилось в многочисленных мешках.
Часто из садика дочку забирал Павел. Это было, когда его жена задерживалась по работе в школе, где она преподавала в младших классах. В такие дни мы с работы уходили вместе. По дороге всегда спорили по различным вопросам, касающихся экономики, политики и искусства. Павел хорошо разбирался в живописи. Сам он прекрасно рисовал. В конце улицы Ленина мы расставались. Павел шёл в детский садик, до которого оставалось несколько десятков метра, а я на автобусную остановку "центр," чтобы ехать домой на улицу Кирова.
В Грузии наша экскурсионная группа побывала во многих городах, в том числе в Сухуми Аджарии. В этот город нас привезли, чтобы побывать в обезьяньем питомнике, основанном в 1927 году. Он являлся крупным научным центром СССР по изучению приматов. Питомник был чрезвычайно красив, располагался в сказочном месте, заросшим разнообразной зеленью Впечатление необыкновенное. Проживало в нём, если не ошибаюсь, около 300 особей обезьяньего племени из Азии, Африки и Южной Америки. Сначала экскурсанты выслушали лекцию научного сотрудника, а затем разбрелись по питомнику, чтобы самим рассмотреть приматов, которые своим поведением, мимикой и жестами очень похожи на людей. Мы с женой остановились возле клетки, по которой неустанно носились, как угорелые, две макаки. Казалось, что эти два чертёнка даже не спят. Я посмотрел на табличку с именами обезьянок. Кроме имён было написано, что макаки подарены питомнику детским садиком города Керчи. Меня сразу разобрал смех. Видимо, я так громко рассмеялся, что все зеваки, перестав рассматривать обезьян, уставились на меня. Жена тоже не поняла, что меня так рассмешило. Я сказал, что после выхода из питомника расскажу о причине смеха.
Мы ехали автобусом на свою базу отдыха, и я жене рассказывал о макаках, которые совсем недавно жили в Керчи. Как-то по дороге в детский садик Павел с необыкновенным восторгом рассказал, что керченские рыбаки привезли из-за границы двух макак, которых подарили детсаду, посещаемого его дочерью. Всю рабочую неделю макаки сидели в большой клетке на радость детворы. Так как в воскресенье садик не работал, то воспитатели по одной макаке отдавали по строго установленной очереди родителям детей. В понедельник макак возвращали в детский сад. Родители, возвращавшие макак, выглядели очень печально. Павел их траурный вид воспринимал, как вид счастливцев, крайне расстроенных расставанием с милыми животными. Он очень переживал, что поздно записался в очередь. Дочка прогрызла голову вопросом, когда в конце концов их семья насладиться общением с макакой. Я мог только ему посочувствовать из-за длинной очереди, и одновременно позавидовать, что настанет день, когда макака целые сутки будет радовать не только дочку, но и Павла с женой. Очень жалел, что моя дочь не ходит в этот садик, и потому наша семья лишена удовольствия пообщаться с живой обезьянкой. Наконец для семьи Павла настал счастливый день получения макаки на целые сутки. Этот раз мы не шли по улице, а летели словно на крыльях. Когда мы расстались, Павел не удержался, и побежал навстречу семейному счастью. Я тяжело вздохнул и поплёлся на автобусную остановку.
В понедельник я с нетерпением ждал прихода Павла на работу, чтобы услышать подробнейший рассказ о счастливых часах, проведенных с чудным зверьком далёких джунглей. Когда Павел переступил порог кабинета, я его не узнал. Он выглядел потрёпанным и усталым, с красными воспалёнными глазами. Первый раз я увидел его не бритым. На щеках, шеи и лбу были глубокие царапины. Разодранная верхняя губа была заклеена пластырем. Он подошёл к своему столу, плюхнулся на стул, и обхватив голову рукам, как мне показалось, стал тихонько поскуливать. Когда Павел пришёл в себя, рассказал, что натворила макака в квартире. С первых минут, как только её выпустили из клетки для свободного передвижения, она стала с дикой неукротимостью носиться по комнате, сбивая всё на своём пути, отчего стоял постоянный грохот от падающих и разбивающихся предметов. Макака повисла на шторе и раскачивалась на ней до тех пор, пока вместе с вырванной гардиной не грохнулась на пол. Когда же макака повисла на люстре и стала на ней раскачиваться, Павел понял, что надо немедленно её ловить и успокоить. Ни жена, ни дочка не могли чем-то помочь Павлу в отлове разбушевавшейся обезьянки. Дочка выбежала в коридор, плотно закрыв за собой дверь, а жена от страха забилась в угол, с ужасом наблюдая, как обезьянка с садистским удовольствием уничтожала всё, что попадало ей в лапы. Павлу с трудом, не без борьбы, удалось отловить обезьянку и забросить в спальню, где стоял шкаф с посудой. Сначала обезьянка всеми силами старалась открыть дверь, а когда не удалось, понеслась всё крушить, видимо, получая от этого удовольствие. Сначала из-за плотно закрытых дверей, которые с силой удерживал Павел, доносился звон разбиваемой посуды, а когда он затих, так как разбивать было нечего, раздался электрический треск. Стало ясно, что макака оборвала наружную электрическую проводку. В то время, в домах старой постройки, была наружная проводка, протянутая по стенам и потолку. Так как свет в квартире погас, пришлось зажечь настольную керосиновую лампу. Макака успокоилась под утро и крепко заснула. Из членов семьи никто не сомкнул глаз. Павел осторожно зашёл в комнату, схватил спящую обезьянку и быстро засунул в клетку. Рано утром он торжественно передал обезьянку работникам детского сада. Те не спросили, какое наслаждение получила семья Павла от общения с экзотическим животным, а он ничего не стал рассказывать.
Когда жизнерадостных макак я увидел в Сухумском питомнике, сразу вспомнил своего коллегу по работе, которому вместе с женой и дочкой посчастливилось сутки тесно пообщаться с одной из них. Невольно разобрал смех, с пришедшими радостью и успокоением, что макаки стали привольно жить в созданных для них естественных условиях.
