ПОСЛЕ СТАДА

Огромное малиновое солнце медленно садится за дальний лес. В наступившей вечерней тишине отчётливо слышны звон подойников, мычание телят и ворчание кур, не поделивших насест. По широкой улице возвращается из лугов стадо. Из ворот поспешно выходит мама.

-Жданка, Жданка.

Рыжая первотёлка подходит к ней и тычется горячей мордой в руки. Мама обнимает её за шею, даёт круто посоленную горбушку и уводит во двор. Отец с размаха втыкает топор в отёсанное бревно, стягивает промокшую от пота рубаху и садится на откатившийся пень.

- Сергей, - зовёт он пастуха, замыкающего коровий парад. - Айда ко мне, покурим.

Дядя Серёжа бросает в траву плетёный длиннющий кнут, вешает на изгородь сумку и опускается на бревно.

- Жарко сегодня, уморился.

Огромный остроухий пёс ложится у ног. Я глажу его по голове. Мальчик , свесив красный язык, жмурится от удовольствия и улыбается, показывая ослепительно белые клыки.

- Борька, отойди, - тревожится отец. - Цапнет.

- Не укусит. Щенок ещё совсем, года нет.

- Каким же он будет через год?

- Чуть крупнее, да заматереет. Пастух из него никакой. Ему только на границе с Карацупой служить.

Отец протягивает пастуху смятую пачку "севера", но тот отказывается.

- Баловство. Ни крепости, ни запаха.

Он вытаскивает из кармана широченных галифе кисет, стопку резаной бумаги и спички. Ловко сворачивает цигарку и прикуривает. Всё делает одной рукой. Левый рукав потёртого пиджака заправлен в карман и заколот большой булавкой. На лацкане тускло поблёскивает медаль "за боевые заслуги".

Мама выносит отцу чистую рубашку.

- Набрось, опять спину прострелит.

Оборачивается ко мне.

- А ты что здесь уши развесил? Пошли в избу цыпки отпаривать, пока вода горячая.

- У меня нет цыпок, - прячу я голые ноги под себя.

- Да пусть посидит, - заступается отец. - Сейчас придём.

Он тушит папиросу о подошву , затирает окурок в землю и достаёт из пачки новую.

Дядя Серёжа усмехается.

- Вот и я так же: одну бросаю, другую прикуриваю. А у меня половину лёгкого отняли.

- На фронте?

- Да, - дядя Серёжа досадливо сплёвывает и лезет за кисетом.

- Я ведь, Сашк, и не воевал-то толком. Меня в конце июля призвали. В Сызрани погрузили в эшелон, поехали.

Торопим железнодорожников: давайте скорее, а то без нас фашистов разобьют. За Брянском попали под бомбёжку. Раскатали эшелон вчистую. Юнкерсы по головам ходили, в лётчиков хоть камнями кидайся. Собрали нас, уцелевших, добавили ещё таких же и пошли мы к Смоленску. Мы на Запад, а навстречу гражданские с детьми, с узлами, с тележками. Раненные на машинах да на подводах. На переправах столпотворение, давка.

Наконец команда: занять позицию, окопаться. Сержанты забегали: не лениться, в полный профиль. Зарылись, как кроты в землю. День ждём, два - никого. Новый приказ: отходим - справа прорвались. Дороги по прежнему забиты. Топаем назад, к Брянску. Километров сорок отошли - окопаться, приготовиться к бою. Еще сутки сидим. Гремит со всех сторон, но перед нами немцев нет. Летит ротный.

- Снимаемся, слева обошли.

И так месяц. Октябрь наступил, дожди льют, холодно. Под Малоярославцем встали. Но тут повеселее. Рядом курсанты окапываются, сзади пушкари позиции готовят. Утром и немцы появились. За километр, на опушке машины остановились, солдаты повыпрыгивали, но не сунулись. Два броневика ближе подъехали, постреляли из пулемётов. Им ответили из винтовок, но толку-то? Откуда-то танки выползли, штуки три. Тут уж пушкари ударили. Немцев, как корова языком слизала, все в лес попрятались. Минут пять никого не было, мы даже обрадовались - может ушли? И тут началось. По нам лупили из пушек, миномётов, из пулемётов. Земля волнами пошла. Может час, а может полчаса это длилось, наконец стихло. Все наши окопы в кашу размесили.

Раненые кричат, засыпанные стонут. Ко мне подбежал сержант, орёт что-то, показывает в поле. Я выглянул: метров двести от нас катят танки, а за ними валит пехота. Схватил винтовку и давай палить. Сержант как треснет меня по затылку.

- Ты на хрена в танк стреляешь? По немцам бей.

В траншее зашевелились, захлопали винтовки, зачастил пулемёт. Даже пушка ожила. С одного танка сорвало башню, другой задымил и попятился к лесу. Немцы припали к земле. На бруствер выскочил ротный.

- Примкнуть штыки. В атаку, мать...мать... мать...

Я только выпрямился в окопе, меня и хлестануло. Одна пуля в грудь на вылет, другая размозжила руку.

Вот и вся моя война.

В небе загорелись первые звёзды. С озера потянуло прохладой и запах калины кружил голову.

Да...- нарушил молчание отец. - Кому что на роду написано. Я в сорок пятом стал бояться, что меня в последний день убьют. За всю войну ни одной царапины. В сорок первом лёгкая контузия и всё.

Дядя Серёжа нашарил в траве кнут, повесил через плечо сумку и свистнул Мальчика.

- Ну, бывайте. Ночи стали короткие, заря с зарёю встречаются.

Мама ждала нас за столом. Есть не хотелось, хотелось спать. Отец тоже "купал" ложку в супе.

- Примкнуть штыки? Они и так примкнутые. Винтовка пристреливается со штыком.