Зимняя меланхолия

... Я что накину ей пальто на плечи, она его скинет, ещё и кричит в придачу :
- Оденься, зима ведь, а ты в майке стоишь!
- Что я то, вот ты, посреди парка в одном платье, да и то летнем!
- Ну я же статуя, Саша, уймись.
Она не назвалась бессмертной, я сам узрел это в её глазах. Случайная встреча в месте под названием "Никогде". Она стояла одна, совсем одна, среди мимо проходящих толп, толп безликих и мёртвых. Она стояла одна и смотрела куда-то вдаль и вглубь всего; сквозь небо, звёзды и время. От неё веяло красотой самой жизни и одновременно холодом смерти. Ведь только в них мог я влюбится вот так невзначай, ненароком, за долю секунды, но навсегда. В чертах её было что-то от младенца, а что-то и от мертвеца. Лицо же девственно прекрасно : свежо и, как бы, не тронуто тьмой. Но вот глаза... Было в них нечто необъяснимое даже для меня, а такого раньше не случалось. Она была не на голову выше и даже не ходила по головам. Нет. Она была как бы видением, которое никто кроме меня не замечал. Она была как из какого-то параллельного измерения, настолько велико было её отличие от всего окружающего.
И я не удержался. Мне не свойственна такая манера поведения, но был уверен, что если не сделаю шаг навстречу моим мыслям и её немому зову, то после пожалею об этом.
Подошел к ней. Вблизи она была как абсолют. Как абсолют отчаяния. Великие отчаяние и пустота скрывались в её глазах. И с первым и со вторым давно знаком, но в такой мере не видел их никогда прежде.
Хотел заговорить, но впервые в жизни не знал что сказать. Потому просто стал рядом, в шаге от неё. Ждал возможности проникнуть в её мир, чтобы вытащить из того ниоткуда, где она застряла, из пропасти, над которой повисла.
И так стояли мы целый вечер : она таращась в глубину самой пустоты, я - в её душу, чтобы увидеть мир её глазами и найти за что зацепится. Но на большое моё удивление и разочарование души в ней не нашел. Она была лишь оболочкой, заполненной пустотой и этой же пустотой притягивающей.
И мне не захотелось ничем заполнять её, тем более меня никто об этом не просил. И я ушел. А она так и осталась стоять на том же месте. И по сей день она стоит там одинокая и печальная, с ничуть не изменившимся взглядом. Я и по прежнему не узнал её имени, потому решил назвать эту статую "Абсолют отчаяния".