КОЛЛЕКЦИЯ УИЛЬЯМА СТОУНА

Помню я те незабываемые времена, когда я ходил помощником капитана на фрегате «Чёрный Феникс», возглавляемом англичанином Уильямом Стоуном.

Мы со Стоуном любили свежие экваториальные вечера, когда, сидя на корме, выкуривали много табака, запивая ромом и обсуждая те или иные насущные проблемы. Мы никогда не были пьяными, хоть и осушали порядочно. А матросы частенько валялись, где не попадя. Но этому повальному увлечению спиртным на судне суждено было прекратиться.

Один раз мы напали на торговое судно, перевозившее коньяк, поставляемый из Франции европейским конквистадорам на берегах Латинской Америки. Победа не заставила себя долго ждать. На атакуемом нами судне практически весь личный состав не вязал лыка. Это, пожалуй, не так уж и в диковинку, при том условии, что все трюмы были переполнены этим хмелящим напитком.

И вот, мы, забрали всё, что только можно было забрать, а всех, кто там был, отправили кормить акул. И пошли дальше по Тихому океану вдоль экватора на восток. Естественно, что мы тогда решили отпраздновать трофейным коньяком так легко давшуюся нам победу. И где-то ко времени заката, абсолютно вся команда «Чёрного Феникса» была настолько пьяна, что даже некому было стать у руля. Уил настолько озверел, что, не долго думая, в бешенстве, вздёрнул на рее одного из матросов, даже не дав ему протрезветь и произнести покаянную молитву.

Как сейчас помню, это был добродушный и немного дураковатый человечишка по имени Томас. Мне этот простецкий малый, явно выделявшийся из всей команды, был милее всех: он был всегда приветлив, обходителен, никогда не затевал драк с кем-нибудь из головорезов, находившихся вместе с ним на судне, но очень часто сам получал от них (в основном, просто так, ради забавы).

Как он умудрился попасть в общество этих отъявленных бандитов, мне не известно. Судьбы человеческие настолько разнообразны, что порой, перестаёшь удивляться тем или иным обстоятельствам, которые вынудили того или иного человека на какие-то понятные только ему действия. Поговаривали, даже, что он был толи монахом, толи протестантом, который по воле высших религиозных инстанций должен был прибыть в качестве миссионера в какую-то из стран-колоний Англии. А судно, на котором он отправился в путь, было захвачено нашим фрегатом, и Томас попросил Стоуна, чтобы тот его оставил в числе матросов своей команды, даровав ему, таким образом, жизнь. Не исключено, что он тогда на самом деле не от смерти спасался, а хотел обрушить своё миссионерское призвание на обитателей «Чёрного Феникса». А потом, осознав все сложности своей проповеднической задачи в условиях пребывания на пиратском судне, поняв, что не по силам ему это опаснейшее и безнадёжное дело, смирился со своей участью, и нёс свой нелёгкий, мученический крест, терпя до конца дней своих издевательства и унижения.

И капитан (как, впрочем, и все остальные матросы), невзлюбил его. В общем-то, не особо и удивительно: флибустьер Стоун был далеко не мягким человеком, а соответственно, и не любил мягкость вокруг себя.

Так началась его коллекция, объектом которой были провинившиеся матросы. Со временем количество вздёрнутых смельчаков достигло гирлянды из шести или семи тел, болтавшихся на рее, и время от времени, напоминавших остальным членам команды о необходимости всецело подчиняться капитану. Безусловно, по истечении недолгого времени, тела были поклёваны чайками и высушены солнцем. Старина Уил, естественно, знал, что в обычном состоянии труп долго не сможет висеть под дождями и солнцем. А потому, со временем отдал приказ сшить по длинному, в человеческий рост, мешку из прочной ткани для каждого мертвеца. Этой тканью оказался старый парус, валявшийся без всякой надобности в трюме. И заставил подвесить в них тела на той же самой рее возле грот-мачты. Время от времени в шторм при ударах друг о друга, или о мачту от этих высушенных и полусгнивших трупов отлетали небольшие кусочки, падая из дыр в мешках на палубу, где их практически сразу же смывала за борт пенящаяся волна.
Эта гирлянда проболталась на рее фрегата около двадцати с лишним лет, пока корабль не налетел на рифы в пятидесяти милях от пролива Дрейка. И каждый матрос помнил о священном для него долге повиновения и о том случае, с которого повела своё начало вся эта ужасная коллекция.

Вот такое своеобразное кладбище для самоубийц было у одного из самых знаменитых флибустьеров лорда Уильяма Стоуна, прозванного за свою жестокость Уилом Безбожником. Именно самоубийц, ибо неповиновение на судне у этого капитана и самоубийство, по сути, было одно и то же. Ну, а тех, кто умирал своей смертью от цинги или тифа, по старому обычаю, сбрасывали в море, поскольку у моряка и могила в море.