Гладиаторам
Переполнена арена, – "Хлеба! Зрелищ подавай".
Всех приветствует идущий, – "Аве Цезарь! Аве Гай!".
Игры вновь во славу Рима. "Славься Рим!" – кричит толпа.
Ждут от смерти представленья ненасытные глаза.
Раскалён песок под солнцем и дышать невмоготу,
Смерть и жизнь сошлись вновь в схватке, веселит их бой толпу.
Скрежет зубьев и металла, заливает кровь глаза,
Хруст костей под крики, – "Браво!", ненасытная толпа.
"Смерть ему! Убей злодея!" – крики вниз с трибун летят,
Но лежит в песке робея – Человек! Не зверь, не гад.
Он надеется на милость, – "Жизнь!", сорвались с уст слова,
Но толпа неумолима, смерти жаждут их глаза.
В кресле сидя, император, не смотря кто там лежит,
Чтоб предать всем настроенье опустил свой палец вниз.
Рёв толпы им был услышан, – "Хлеба! Зрелищ подавай!".
Всех приветствует идущий, – "Аве Цезарь! Аве Гай!"
Всех приветствует идущий, – "Аве Цезарь! Аве Гай!".
Игры вновь во славу Рима. "Славься Рим!" – кричит толпа.
Ждут от смерти представленья ненасытные глаза.
Раскалён песок под солнцем и дышать невмоготу,
Смерть и жизнь сошлись вновь в схватке, веселит их бой толпу.
Скрежет зубьев и металла, заливает кровь глаза,
Хруст костей под крики, – "Браво!", ненасытная толпа.
"Смерть ему! Убей злодея!" – крики вниз с трибун летят,
Но лежит в песке робея – Человек! Не зверь, не гад.
Он надеется на милость, – "Жизнь!", сорвались с уст слова,
Но толпа неумолима, смерти жаждут их глаза.
В кресле сидя, император, не смотря кто там лежит,
Чтоб предать всем настроенье опустил свой палец вниз.
Рёв толпы им был услышан, – "Хлеба! Зрелищ подавай!".
Всех приветствует идущий, – "Аве Цезарь! Аве Гай!"