Пошёл!
Толпой оголтелой в отверстие ринулись,
как в лаз потаённый - на облака.
Маячат грудками снегириными -
облитые солнцем издалека.
Один или два решительных выстрела:
"ну же!" и следом "пошёл-пошёл!"
А ты не ринулся, взял да и выстоял
и в бездну щуришься, как монгол.
И кто-то в спину толкает возгласом
или рукой - разобрать невмочь.
Весь становишься дыбом - не только волосы!
И держишь ладонями потолоч-
ной обивки шершавый студень -
ладони, кажется, не твои.
Воздух вдоху противится. "Дурень!" -
Пинок!
И проваливаешься в слои:
холодный, острый, перцово-жгучий...
До дна - километры, но рядом дно.
Кольцо сжимаешь на всякий случай,
хотя забываешь, зачем оно.
И ты летишь в атмосфере к чёрту,
и небо цепляет обрывок крыла,
и август судорогой перечеркнут -
смотри, по облаку рябь пошла.
На пике фобии обоюдной
ты понимаешь - она не смогла:
твоя высота в этот день не-судный
тебя от себя самоей отрекла.
Она не смирилась с твоим полётом,
сбивая дыхание, стропы и спесь.
Ты рушишься вниз, обмерзаясь потом,
ты был слишком много, да вышел весь.
Но злоба такая хватает горло,
и вдруг понимаешь, что черта с два!
И фобия как-то бочком истерлась,
как ластик о будничные слова.
Плевать на законы ньютонов всяких,
прибитых яблоками по башкам.
Твоя паническая атака
не стоит неба - ни полвершка.
Они - другие - такие смелые,
но им не выстрадать, не узреть...
А ты несешься - белее-белого -
а ты не знаешь, о чем запеть!
Все будет завтра: и смех, и гордость,
и даже слезы - мать их ити.
Вон, титры пошли за финал-аккордом...
Ну, а пока же... лети... лети!
