Пошёл!

Толпой оголтелой в отверстие ринулись,

как в лаз потаённый - на облака.

Маячат грудками снегириными -

облитые солнцем издалека.

Один или два решительных выстрела:

"ну же!" и следом "пошёл-пошёл!"

А ты не ринулся, взял да и выстоял

и в бездну щуришься, как монгол.

И кто-то в спину толкает возгласом

или рукой - разобрать невмочь.

Весь становишься дыбом - не только волосы!

И держишь ладонями потолоч-

ной обивки шершавый студень -

ладони, кажется, не твои.

Воздух вдоху противится. "Дурень!" -

Пинок!

И проваливаешься в слои:

холодный, острый, перцово-жгучий...

До дна - километры, но рядом дно.

Кольцо сжимаешь на всякий случай,

хотя забываешь, зачем оно.

И ты летишь в атмосфере к чёрту,

и небо цепляет обрывок крыла,

и август судорогой перечеркнут -

смотри, по облаку рябь пошла.

На пике фобии обоюдной

ты понимаешь - она не смогла:

твоя высота в этот день не-судный

тебя от себя самоей отрекла.

Она не смирилась с твоим полётом,

сбивая дыхание, стропы и спесь.

Ты рушишься вниз, обмерзаясь потом,

ты был слишком много, да вышел весь.

Но злоба такая хватает горло,

и вдруг понимаешь, что черта с два!

И фобия как-то бочком истерлась,

как ластик о будничные слова.

Плевать на законы ньютонов всяких,

прибитых яблоками по башкам.

Твоя паническая атака

не стоит неба - ни полвершка.

Они - другие - такие смелые,

но им не выстрадать, не узреть...

А ты несешься - белее-белого -

а ты не знаешь, о чем запеть!

Все будет завтра: и смех, и гордость,

и даже слезы - мать их ити.

Вон, титры пошли за финал-аккордом...

Ну, а пока же... лети... лети!