Мое мокрое счастье!

Дождь истязал улицы с самого утра, но то, что началось ближе к вечеру — не возможно было передать словами. Дома и деревья, казались измождёнными многочасовой хлыстотерапией с оттяжечкой, и будто даже слегка перекосившимися, а по ним стекала грязная, растленная вода, и стояли они, как публичные девки после измотанной ночи. Маленький городишко больше не имел сил к новому испытанию ливневым дождём, но он и не спрашивал, а врезал с ещё большим увлечением и ошеломительной щедростью. Тут ещё и ветер — вечный бродяга, подыграл, подбросив силы балов в дождливую оргию ночи. Тусклые, редкие фонари жили отдельно от столбов, к которым, якобы были прикреплены, но на самом деле летали по ливнево-ветреной траектории, лишь моментами возвращаясь к столбам. Было удивительно, как им ещё удавалось сохранить тонкую жизненную нить, связывающую с ними. Казалось, что это не прекратится никогда, и не оставляло надежды на мало-мальский покой.

 

Сквозь беспощадный дождь, прорезалось жалобное тявканье собаки, непонятной породы и возраста. Вполне возможно, что она оказалась чем-то придавлена, или сама влезла в такое место, из-под которого, и скулила на судьбу, не надеясь на помощь, об этом напоминала интонация скулежа без ожидания чуда, но с тоской и безропотной болью. Ночь вступала в мрачные права, не имея возможности, навести порядок в своём царстве. Улицы осиротели ещё с полудня, а в настоящий момент, казались вымершими. Окна испуганные вакхическим плясками дождя и ветра, постепенно засыпали, закрывая глаза.

 

Не спал лишь один человек…

 

Денис, едва только вырвался из объятий тех мест, куда был сослан искупать грех своей жены... Лидия — жена, в очередной истерике оттолкнула шестилетнего сына от новорождённой дочери, опасаясь, что он её поранит, но не рассчитала сил. Маленький Никитка забавлялся с игрушечной серебряной шпагой, и от руки любящей матери рухнул, поскользнувшись, пронзил ею слабенькое тельце, ещё и ударился об угол стола. Она, на время потеряла рассудок и была отправлена на лечение, а Денис, взял её вину на себя; отбывал срок за убийство сына по неосторожности.

 

Сегодня, по истечении трёх лет — возвратился домой, откуда ему не пришло ни единого письма. Его мать, которая жила вместе с ними, померла. Не выдержала испытания горем. Утром ему открыла дверь жена. При полном молчании, выставила перед ним большой чемодан, словно всё давным-давно уже было готово, и отдала свидетельство о расторжении брака. В резкой форме потребовала не волновать дочь, дескать, у неё уже другой отец, а о нём она знать не должна.

 

Опустошенный вмиг мужчина бессмысленно бродил вдоль набережной весь день. Промок до нитки, вместе с домами и деревьями, выдержав на себе мокрое умопомешательство природы. Пустота внутри, смешавшись с ночью, всё ниже пригибала к земле. Обессилевши, присел на уголок деревянной скамейки под небольшим навесом, а в руке болтался раскисший пакетик с котлетой и булкой... Он к ним так и не прикоснулся, хотя внутри вибрировало от адского голода, и ещё чего-то такого, что раздирало, жгло, невзирая на пронизывающий холод.

 

В груди словно затвердело что-то, а в горле образовался ком... Позади него, в нескольких шагах от скамейки почудилось шевеление. Денис, развернулся, пытаясь разглядеть мокрый поскуливающий комок - это оказалась небольшая собачка, с перебитой ногой, как выяснилось, когда безуспешно пытался поставить на ноги, но она поджимала одну ножку. Истекающий со всех сторон сам, он спрятал её под мокрый свитер и стал кормить котлетой. Псина ела исподтишка, не питая особенного доверия, к неожиданному счастью. Вероятно, уже имелся печальный опыт...

 

В одном из мокрых домов, напротив скамьи, где торжествовала человеческая подлость и циничное, холодное равнодушие — светилось одинокое окно, где время от времени появлялся силуэт женщины. Она уже давно следила за измождённым мужчиной, предположив, что это — не подзаборник, каких много, а человек, сокрушённый чем-то недавно, и у него ещё струится кровь из невидимой раны... Тусклый фонарь моментами освещал, как он прижимал собаку, и они оба содрогались: от ливня, ветра, беды, и подлости…

 

Денис, с низко опущенной головой, сидел неподвижно, не слыша шума дождя, и почти не ощущая холод. Пустота накрыла с такой силой, что едва улавливал тёплый лучик, исходящий от дрожащей собаки.

-Мужчина? Вам плохо? Господи, хотя о чём это я спрашиваю?! Я имею в виду, может, вам требуется помощь? — женщина теребила его за плечо. – Поднимите голову.

Он сначала даже не осознал, что происходит... Показалось, что дождь перестал, но приподняв голову, увидел над собой большой тёмный зонт и взволнованное лицо женщины.

- Я что, тут кому-то мешаю? – отрешённо спросил её.

-Нет, что вы! Просто я хочу вам помочь — Марина смутилась от взгляда пронзительных красивых глаз, выражающих тоску и безысходность.

-Мне помочь?! А чем можно помочь, тому, кто уже и не живёт… Вот, ему протяните руку помощи, если у вас такая добросердечная душа, — и протянул ей мокрый комочек.

 

Немного забелел край неба, и из-за обвисшего куста выползла полнолицая луна, смущённая, что не могла избавить их от непогоды. Она казалась сконфуженной.

- Знаете что, идёмте ко мне, там и поговорим… Детально обсудим: кто, а главное, кому, будет помогать. Кто живёт, а кто уже не живёт… Тем более, если вы уже не живете, так какая вам разница — где не жить: здесь или в теплом помещении? Зато я не буду чувствовать себя сволочью, что бросила вас.

 

Он уже внимательно взглянул на неё и сделал попытку приподняться…

-Вы, что же... не опасаетесь совершенно незнакомого человека?!

-А в наши дни сложно понять, кого необходимо бояться больше: своих ли, чужих ли. Вас-то, небось, скосили не чужие? Не удивлюсь, что совсем даже близкие, если я хоть что-нибудь разумею в людях.

- Да уж, разумеете. Можете быть в этом уверены, — и, не отрывая глаз, пошёл за ней.

 

Спустя два года…

 

-Жулька, Жулька! Ты где? – Марина носилась среди кустов, вылавливая шалунишку. Жулька — пушистая счастливая собачка, заливаясь весёлым лаем, заигрывала, прячась в кустах. В конце концов, сумев уловить проказницу, понесла её к скамейке, где Денис качал коляску, и с любовью поглядывал, на сладко сопящего во сне сына — Серёженьку. Марина поцеловала мужа в голову.

-Всё, родной, ты свободен, беги. Не то, твои подчинённые меня казнят.

- Маришка, может, ты оставишь его с няней и пойдёшь со мной на вечеринку. Как-никак сегодня годовщина автомастерской.

- Нет, мой милый! Давай не путать работу с семьёй. Мы будем готовиться к встрече с любимым папочкой, чтобы ему хорошо отдыхалось после работы. Тем более я затеяла сегодня в честь праздника твои любимые домашние пельмени. Ты там не наедайся, если хочешь, ещё и дома полакомиться.

 

-Твоими пельмешками, родная, я могу лакомиться когда угодно и сколько угодно, — Денис поцеловал жену и помчался к ребятам. Внезапно развернувшись, подлетел к жене, и крепко прижав к себе, прошептал на ухо:

-Ты моё мокрое счастье!

-Главное, чтобы не подмоченное, — лукаво добавила Марина.