Глава 18

Предыдущая часть:
____________________________________________________________________________________
 
Много позже, когда время перевалило за полдень, произошедшее понемногу начало укладываться в моей голове, перейдя из разряда смертельных в просто неприятные. Чтобы поменьше думать, я не давала себе посидеть на месте ни секунды. Сашку я тоже гоняла нещадно, и всё это вкупе принесло соответственный результат: разбросанные предметы в моей кухне, пусть и кое-как, но возвратились на свои места, штукатурная пыль вымелась и оттёрлась, осколки полетели в мусор, а итог почти радовал: побилось не так уж и много всего, просто в получившейся каше это было трудно разобрать, а разбившееся было, чем заменить. Жаль мой любимый посудный шкафчик: он попросту рассыпался на доски и годился теперь только на дрова, ну да ничего, новый же можно купить…
 
Вымыв полы также и в соседнем с кухней маленьком зале, я напоследок взглянула на дырку в стене и махнула рукой. Неплохая такая брешь получилась, при желании и собака среднего размера запросто проскочит. Спасибо, что хоть достаточно высоко она, а то бы налезло в дом чего ни попадя: тут, рядом с лесом, какая только живность не водится. Завтра, не загадамши, забью дыру целлофаном, сегодня уже не смогу — устала слишком.
 
А в целом, ничего непоправимого не произошло: на улице пока что не зима, а тот, кто натворил дел, всё и исправит, я сама его заставлю, носом ткну, как только он будет в силах держать в руках хоть что-нибудь, кроме собственной пичужки. А то вон ходит весь день мимо меня как привидение, ни слова не говорит, только, судя по звукам, блюёт где-то за углом, охает да скулит, — эх, опять, с***ка, мне за ним убирать!
 
***
 
 
 
Когда я, наконец, разделалась с уборкой, на улице значительно потемнело. И хотя произошло это совсем не из-за того, что приближался вечер — скорее из-за надвигающихся с запада серо-синих, явно дождевых туч, на душе поселилась унылость: ну вот, ещё один мой выходной пропал зазря, потрачен на уборку, без которой, если б не Серёга, вполне можно было бы обойтись. А сколько их было, таких вот дней, когда хотелось провести время с пользой, ну или хотя бы просто в кайф поваляться с книжкой, а получалось только кружиться как белка в колесе, разгребая кем-то другим устроенный кавардак, — увы, не счесть! И потому, наверное, вышло так, что все привыкли к такому положению вещей. Да ладно бы окружающие — я сама настолько привыкла целыми днями бурушить без устали и порой почти без цели, что скорее восприму как ненормальный тот самый день, когда совсем ничего не нужно будет делать.
 
Так, Надежда! Хватит ломать голову! Прибралась — молодец. Теперь пора вставать к плите и готовить ужин. И если тебе самой в горло сегодня вряд ли что-то полезет, то остальные тут ни при чём, и их нужно кормить.
 
Я огляделась и заметила, что домашних моих поблизости нет. И уже довольно давно никого не слышно: расползлись, видать, кто куда, чтобы я не заставляла больше помогать. Однако, если стряпать, располагая достаточным количеством времени, я любила и в содействии чаще всего не нуждалась, то посоветоваться хоть с кем-нибудь по поводу того, что именно готовить на ужин, мне однозначно следовало: уж не знаю, как у других, а у меня решить этот вопрос — самое трудное.
 
Серёга стал первым, кто попался мне на глаза: я увидела его боковым зрением, когда разглядывала содержимое холодильника — его-то я и спросила, чего бы он хотел увидеть на столе. Однако брат выдал весьма неожиданную реакцию: сменился с лица, побледнел и, зажав рот, кинулся на улицу. По дороге он успел задеть всё, что только попалось на пути, но, по счастью, это были только углы да стены, и сломать или разбить что-либо у него больше не получилось.
 
Я с толикой раздражения посмотрела брату вслед. Да уж… Всё ещё штормит человека, да к тому же, тошнит от самого слова «еда» или упоминания о ней, так что, в составлении меню он мне явно не советчик. Ладно уж, сама как-нибудь сочиню. Вот только точно знаю: салату на столе быть, и потому, пойду я для начала во двор, наберу зелени и огурцов.
 
Подхватив небольшое, когда-то ярко-красное, а теперь выгоревшее, и от того ставшее розовым ведёрко, я отправилась в огород за необходимыми продуктами.
 
Но стоило мне, с удовольствием вдохнув запахи приближающегося дождя, сойти с крыльца и сделать всего лишь пару шагов в направлении грядок, внимание моё привлекли отвратительные булькающие звуки, доносящиеся из-за угла пристройки. Я остановилась, посмотрела в ту сторону, вздохнула… Звуки прекратились, зато из-за тонкобревенчатого строения показалось чудо-юдо болотное, беззаконное, при том страшное, аки моя жизнь — любимый Серёжа. При дневном, хотя и значительно посеревшем свете удалось рассмотреть его получше, и был он одутловат, всклокочен, лицо и руки оказались исцарапаны так, словно приснопамятный братец Лис накануне зашвырнул его прямиком в терновый куст вместо кровного врага своего Кролика, а ликом — зелен и ужасен.
 
Но мне, как и следовало ожидать, стало вовсе не страшно и даже не смешно при виде такого вот персонажа, еле переставляющего ноги и придерживающегося одной рукой за стенку, — о, нет! Я, как и всегда, испытала жалость.
 
— Может, курицу прибить, бульончика тебе сварить? — участливо спросила я, но Серёга помотал головой, коряво повернулся и всё так же по стеночке уполз обратно: от слова «прибить» его явно замутило по новой.
 
Покачав головой и нахмурившись, я продолжила путь в огород, размышляя, сколько же и чего надо выпить, чтобы похмелье хоть немного не пошло на убыль до самого вечера. Чего греха таить — в юности я и сам уважала гулянки и застолья с большим количеством алкоголя, случалось и жёстко страдать потом с похмелья, да и сейчас я не чужда посиделок и иже с ними, но что б вот так бухать каждый день… Это какое же нужно здоровье? И, главное, зачем, для чего так делать? Ну неужели в жизни нет больше ничего хорошего, чтобы вот так ронять её в дерьмо?
 
…За сбором и промыванием зелени, чисткой картошки и последующей готовкой я немного позабыла о страдальце, тем более, что на глаза он мне больше не попадался. На душе понемногу становилось спокойнее — даже шаловливые мыслишки о Стасе стали снова закрадываться. Я опять замечталась и отключилась от реальности, когда откуда-то из глубины дома вдруг показался испуганный Сашка.
 
— Мам… там дядь Серёжа тебя зовёт… Говорит, чтоб ты скорее шла, что помирает!.. — не своим голосом пролепетал он.
 
От головы у меня вмиг отлила кровь, и выронив то, что находилось у меня в руках, я метнулась в комнату брата. На пороге, правда, пришлось притормозить и зажать нос: вот это было амбрэ! Сдохнуть можно! — а потом, не мешкая, закрыть за собой дверь и настежь распахнуть окно. Тут же повеяло предгрозовой прохладой, да и дышать в комнате стало легче, но зато Серёга, кукожась и стуча зубами, потянул на себя покрывало.
 
— С ума сошла? Закрой! — простонал он.
 
Цокнув языком, я, тем не менее, подчинилась.
 
Так как в обращённой единственным окном на восток комнате оказалось уже довольно сумеречно, я включила было свет, чтоб разглядеть, что же всё-таки происходит, но и на это услышала лишь недовольно-слабое:
 
— Выруби к хренам собачьим!
 
Разозлившись и решив, что надо мной попросту издеваются, я зло бросила:
 
— Ну и в пень тогда ты иди, — и развернулась на выход, но услышала в ответ всхлип и последующий стон:
 
— Надька… сеструха, погоди!.. Ох-х-х… Подыхаю! Налей!.. — всхлип. — Налей, сдохну же сейчас…
 
Ну и, конечно, тут же бросилась к постели, забыв и про духан, и про полумрак: перетерплю, если что: капризные с такой интонацией не стонут!
 
— Что, всё так плохо? — заботливо спросила я, склонившись над братом.
 
— Копец… Весь ливер трясётся! — пояснили мне. — Дай хоть стопочку, не то сдохну…
 
Тут я уже и без спросу метнулась к выключателю, а затем обратно: присела на край его кровати, старательно подоткнула покрывало.
 
Наливать этому алкашу точно не следовало: на вчерашнюю «закваску» это много к чему могло привести. Да вот только оглядев окончательно позеленевшее Серёгино лицо, я заколебалась… Конечно, я ни разу не доктор, но понять, когда к человеку в самом деле незаметно подкрался п***ц, я способна… И да: он таки уже почти подкрался.
 
— Налей… Сдохну… — снова жалобно простонал брат.
 
— Мам, дай ему водки! — взмолился за моей спиной Сашка, — правда ведь помрёт!
 
— Помру-у-у… — едва не плача, вторил ему Серёга, — Сашка… Племяшечка… Скажи ей!..
 
— Мамочка, пожалей его, ну пожалуйста! — сын мгновенно присел рядом с кроватью на пол, сжал мою ладонь и заглянул в глаза. Рука у него оказалась ледяной и дрожала, на лице была настоящая озабоченность положением, а в синих глазах плескался неподдельный страх. Эх… жалостливый он у меня… трудно такому жить будет.
 
— Дочка, спаси его, ведь сдохнет! — услышала я ещё один голос за своей спиной.
 
— Батя, спаси!.. — надрывно взвыл Серёга, — башка лопается!
 
Я окинула взглядом присутствующих и приняла решение: ждать, кажется, нечего, и Серёга, судя по его внешнему виду, если не опохмелится, действительно отбросит копыта.
 
Я поднялась с кровати, встретилась с сыном глазами.
 
— Быстро пошли со мной, — велела я.
 
— Куда? — не понял мальчик.
 
— В погреб, разумеется, за самогонкой. Быстрее! — и я сунулась на выход… Сунулась — да была в тот же момент бесцеремонно остановлена — мне попросту преградили путь… И когда Стас только прийти успел? Видать, голова моя забита всем происходящем настолько, что даже не замечаю ничего, бери меня голыми руками, как тетерева на току, и делай, что хочешь!
 
— Нальёшь ему — и он точно сдохнет. Прямо сразу и откинется. Счастливым, — прозвучало настолько уверенно, что у меня и тени сомнения не возникло.
 
И всё же я переспросила, с мольбой заглядывая в светлые глаза и едва не плача:
 
— Правда?..
 
Значит, от единственного «лекарства» не будет проку, а только вред?..
 
— Ещё какая, — спокойно ответил Стас, по-прежнему изваянием стоя в проходе и оперевшись обеими руками о дверные косяки, — словом, выйти возможности не было никакой!
 
Но я и не собиралась уже никуда: замерла, потрясённая. Я уже знала, на что способен Стас и отчего-то не сомневалась, чувствовала, что он не стал бы врать…
 
— Ну, а что мне делать? — в отчаянии всхлипнула я: нервы, как бы я ни старалась держаться, сдали.
 
— «Скорую» вызывать. Срочно, — безжалостно ответил мужчина.
 
— Да они к алкоголику ни за что не поедут! — прорыдала я. — Надо просто похмелить его — и всё!.. Пусти меня, Стас!.. — я снова попыталась покинуть Серёгину комнату и снова не смогла.
 
— Ох-х-х… подыхаю! — в унисон мне заскулил тем временем брат. Отец, причитая, кинулся к образам, при чём его-то как раз беспрепятственно пропустили, убрав на мгновенье левую руку. Сашка же просто побелел как полотно, переводя взгляд с меня на Стаса.
 
— Верно, не поедут, — не обращая внимания ни на мои метания, ни на вселенский плач, спокойно припечатал Стас, — и потому, тех, что из муниципальной больницы, точно не стоит звать. А вот к частникам обратиться куда правильнее: за деньги сейчас что только ни делается, при чём запросто.
 
Я на миг затихла, уже почти соглашаясь с тем, что это будет по крайней мере целесообразно, но секунду спустя снова взвыла:
 
— О, Господи! У меня же их нет! Ну как на зло!.. — я вытерла ладонями глаза и пояснила: — Не стала вчера после учёта ждать хозяйку и забирать зарплату: пусть, думаю, всё на работе до следующей смены полежит, так даже сохраннее будет!..
 
Стас обернулся через плечо, с толикой издёвки взглянув на отца, истово бьющего поклоны у единственной иконы, что досталась нам от старых хозяев дома и с самого первого дня висела в северо-восточном углу маленького зала.
 
— А и не надо ничего, — покачал он головой, — дедуля расплатится. У него всё есть!
 
— Ничего у меня нет! — мгновенно позабыв о молитве, возвестил отец и, резво поднявшись с колен, приосанился и подбоченился.
 
Я, не смотря на происходящие, далеко не радостные события, аж невесело усмехнулась: вот уж куркуль так куркуль!
 
— Нет так нет, — медленно, с видом «ну тогда всё с тобой ясно», отворачиваясь от папашиного мини-спектакля, пожал плечами Стас и добавил тише и безразличнее — едва ли не зевая: — Сегодня нет, а послезавтра с книжки снимешь…
 
— Зачем?!
 
— Так на похороны! — снова в упор уставившись на обескураженного отца, развёл руками мужчина. — Или и на это зажмёшь?
 
Отец на миг изменился в лице, а потом резко посерел и нахмурился.
 
— Вызывай платную скорую, Надежда, — подумав с полминуты, буркнул он, — я дам денег. У меня… там… и правда, есть немножко, — и, ни на кого не глядя, исчез за дверью своей комнаты, не забыв, впрочем, плотно её закрыть.
 
— Вот так-то лучше, — заключил Стас, наконец-то освобождая мне дорогу. Я тут же метнулась к себе в поисках сумки: раз так, то следовало разыскать телефон.
 
— Надька… да ты что? Я ж помираю-у-у-у! — в который раз понеслось мне вслед. Сердце мой опять затрепетало и сжалось, но я не позволила себе даже замедлить шаг.
 
— Может, всё же налить чуток? — спросила я Стаса из комнаты, при этом уже разыскивая в записной книжке своего телефона номера платных «скорых».
 
— Ни в коем случае, — отрезал Стас, — если, конечно, ты не хочешь, чтоб твой брателло сдох.
 
— Не хочу! — всхлипнула было я снова, воочию представив такое, но тут же взяла себя в руки: не до рёва сейчас! — Просто… эту ж «скорую» пока дождёшься, и правда, сдохнешь! Уже седьмой час вечера, там весь город в пробках: пока-то она доедет… Да ещё и край наш глухой: здесь никогда и никого не дождёшься!.. — я подошла к Стасу ближе, с мольбой заглянула ему в глаза, неосознанно так заглянула, как бродячая собака, в зимнюю стужу скулящая возле входа в продуктовый магазин в надежде на то, что попадётся когда-нибудь и ей добрый человек, что не пожалеет для неё колбасы, а потом ещё и с собой позовёт, — собака, которая всё ещё надеется, хотя и давно знает, что никогда такого не случится…
 
Однако Стас меня снова удивил: погладил по плечам и неожиданно участливо, хотя и очень тихо, чтобы слышать могла одна лишь я, ответил:
 
— Ничего, дотянем. Я постараюсь помочь… Не заходите только сюда, пока я не выйду, — попросил он, уже берясь за ручку двери Серёгиной комнаты с намерением закрыть её за собой и одновременно кивая Сашке, чтоб освобождал помещение.
 
Что Стас там делал, я не видела и даже не собиралась смотреть, несколько раз оттащив от двери любопытного Сашку. Сама же постаралась отвлечься и заняться другими делами: дозвонилась по одному из сохранённых номеров, а потом снова взялась за прерванную готовку, — в общем, как бы ни ждала я того, что будет потом, когда Стас оттуда выйдет, мешать ему я не смела.
 
Однако, вышел мужчина оттуда неожиданно скоро: и десяти минут не прошло, вышел, притворил за собой дверь и буквально плюхнулся в кресло.
 
Я не сразу заметила, что с ним происходит, ибо свет в маленьком зале никто не включал, а сумерки уже сгустились порядочно. От радости, что ждать теперь недолго, на меня напала повышенная болтливость: я пересказала Стасу свой разговор с оператором «скорой», занимаясь своими делами, почти не глядя в его сторону и не обращая внимания на то, что отвечает мне тишина, — ну, а что, мужики же вечно молчат! Да и если б Серёге стало хуже, он ведь сказал бы мне, а раз не говорит, значит, надо продолжать свои дела — за меня никто их не закончит.
 
Ну, а потом, сочтя ужин готовым и вымыв всю посуду, я намеревалась было взглянуть уже и на Сергея, включила в зальчике свет… и обмерла.
 
Мой постоялец, зажимая рукой нос, полулёжа сидел в кресле, и первое, что бросалось в глаза при взгляде на него — это сузившиеся до предела, буквально превратившиеся в две крохотные точки его зрачки. Глаза из просто светлых превратились буквально в… пустые, и это было жутко. А потом он отнял руку от лица, и я увидела ещё и кровь, обагрившую всю нижнюю половину лица и волосы…
 
— Дай… воды… — тяжело дыша, попросил он.
 
Я на миг встретилась с ним глазами и тут же метнулась обратно на кухню за кружкой. С одного-единственного взгляда я всё поняла: поняла, что нужно молчать… Не стоит сейчас ни жалеть, ни уговаривать Стаса — нет! Следует просто молча подать ему полотенце, перестать его разглядывать и вообще уйти, чтоб лишний раз не смотреть, в каком он состоянии. И ничего, ничего ему в последствие не говорить, не трогать тему, пока сам не начнёт разговор!..
 
От испытанного ужаса я даже о Серёге на время позабыла. А когда всё же заглянула в комнату, то увидела брата спящим, и хотя бы тут можно было в самом деле вздохнуть с облегчением: слава тебе, Господи!.. Знаю ведь давно: раз уснул, значит полегчало, это только когда плохо совсем, он места найти себе не может. Можно пока что, до приезда скорой его так оставить, но дверь не закрывать: мало ли чего!
 
Чтобы скрасить как-то ожидание, я занялась кое-какими домашними делами, коих у меня никогда не отбавлялось. Но при этом я всё же украдкой, как можно незаметнее поглядывала и на Стаса. В голове крутилась мысль о некоем равновесии. Вот ведь как всё устроено: чтобы спасти одного, чтоб этому одному стало хоть немного получше, кому-то другому в обмен на это должно стать плохо… Эх… И почему мне кажется, что такая фигня в нашей жизни на каждом шагу?..
 
Стас тем временем, видимо, собрав волю в кулак, тяжело поднялся из кресла. Я всё посматривала на него украдкой и потому видела, как он, наверное, ощутив дурноту, схватился за край стола, постоял немного и хотел было сделать шаг.
 
— Ты куда? — мгновенно спросила я.
 
— К себе. Пойду отдохну…
 
Я заглянула в его глаза. Так странно… У меня появилось ощущение, что мы понимаем друг друга. Вот так, без слов. Что он знает о моём сочувствии было понятно… Но мне вдруг показалось, что и я знаю, о чём он думает. Теперь он хотел, чтобы я его пожалела — не отпустила, по крайней мере. Приняла участие… А впрочем, может и показалось. В любом случае, я покачала головой.
 
— Не ходи… Приляг в моей комнате.
 
И он кивнул.
 
— Хочешь что-нибудь? — спросила я, но Стас лишь головой отрицательно помотал и, собравшись с силами, преодолел расстояние от кресла до двери.
 
Страшно хотелось помочь, но я сдержала этот порыв. Он же сильный… А на слабость сильных смотреть никому не положено.
 
***
 
 
 
…«Скорая» приехала лишь через сорок минут после звонка, но это, учитывая час-пик следовало считать отличным результатом. Я наконец-то свободно вздохнула и проводила улыбчивого бородатого доктора и его очаровательную помощницу в комнату Серёги, где успела слегка прибраться и проветрить.
 
Отец, скрепя сердце, вручил мне пару тысяч. Он молчал. Думаю, уже давно произвёл в голове подсчёты и понял, что похороны обойдутся дороже вызова на дом эскулапов, вот и расщедрился… Но был он мрачнее тучи, расставаясь с деньгами, буквально волком смотрел, а я аж порадовалась: не всё мне платить! А вот папина жадность меня в очередной раз впечатлила, — что ж, она всегда вызывала у окружающих едва ли ни зависть.
 
Оставив медиков и больного, я решила заглянуть уже и в свою комнату: беспокойство моё теперь окончательно перекинулось на Стаса.
 
Я нашла его в своей постели, лежащим на спине с закрытыми глазами при неярком свете ночника. Окровавленное полотенце валялось рядом на полу, очевидно, выпав из расслабившейся и свесившейся с постели руки, и я слегка успокоилась: значит, кровь остановилась. Значит, и задремать смог, а это всегда на пользу.
 
Решив, что он спит, я не хотела беспокоить и как можно тише попятилась обратно.
 
— Что ты хотела? — внезапно спросил Стас, открыв глаза и подтянув к себе левую руку, и я оживившись, вернулась, подошла и села рядом с ним.
 
— Ты не спишь? Как ты? — забросала я его вопросами.
 
Стас лишь неопределённо пожал плечами.
 
— Там «скорая» приехала. Может, и тебя им показать? — предложила я.
 
— Не надо… — мрачновато уронил Стас, — они ничем мне не помогут. Да и само скоро всё пройдёт… — заверил он, снова прикрыв веки. Однако увидеть его глаза я успела: они снова были такими, как раньше!
 
— Откуда ты знаешь? — спросила я с горечью.
 
— Как же не знать… Такое ж не в первый раз.
 
— Что?..
 
Стас вздохнул, открыл глаза и ответил на мои мысли:
 
— Иди… — сказал он, — не беспокойся за меня.
 
— Как я могу?.. — вдруг вырвалось у меня от души.
 
Он посмотрел внимательнее… Почему мне опять показалось, что я знаю, о чём он думает? И знаете, о чём?.. Он был мне благодарен. За то, что я рядом. За то, что мне небезразлично, что с ним.
 
— Ну что с тобой, Стас? — не унималась я.
 
— Да зачем тебе…
 
— Может, ты умрёшь!.. — я еле сдерживалась, чтобы не заплакать.
 
— Не умру, — ответил он.
 
— Откуда ты знаешь?!
 
— Знаю.
 
— Расскажи! — пытала я.
 
Стас снова вздохнул.
 
— Ну, хорошо, — сдался он, а я обратилась в слух. — Ты читала про такое… В своей любимой книге.
 
Я замерла, открыв рот, мгновенно вспомнив всё то, что увиделось, когда я углубилась в суть сюжета. Так значит… такое возможно? Возможно взять и изменить свою или чью-то судьбу одной лишь силой… мысли? Ну ничего себе!
 
— Ты о чём? — всё же не до конца веря, еле слышно переспросила я Стаса.
 
— О том, о чём ты подумала, — так же тихо ответил он, — только… на самом деле это несколько иначе выглядит, но у каждого, насколько я знаю, по-разному… А если говорить о последствиях, то всё почти правильно и довольно достоверно описано, — разве что излишне мягко…
 
— А про… превращения? Про заколдованного героя? — пролепетала я.
 
— Ну это, конечно, придумка автора. Для завязки конфликта, — слабо усмехнулся Стас. — Автор, кстати, судя по всему, не по наслышке знала то, о чём писала. Думаю, что она такая же, как я.
 
Я молчала в замешательстве. Вот это да!.. Вот это поворот, надо сказать… Однако момент удивления быстро сошёл на нет: я ведь не маленькая девочка, чтобы так уж долго удивляться и восклицать. Очень быстро мне явилась суть… И была она такова, что это невольно повергало в размышления.
 
— Значит, ты спас от смерти Серёгу? — произнесла я полуутвердительно, — направил его жизнь… в другую сторону?..
 
— Во-первых, не спас, а отсрочил смерть, и с его образом жизни эта отсрочка будет, поверь, весьма непродолжительной. А во-вторых… не надо таких громких слов. И уж конечно, не стоит никому об этом рассказывать, — ответил Стас на мою реплику и снова закрыл глаза: видимо, свет, даже такой, всё же мешал ему. Пришлось подняться и передвинуть ночник так, чтобы круг его света находился подальше.
 
— Подожди! — прицепилась к нему я, присев обратно на кровать, — а зачем ты это сделал? Он ведь тебе никто. Не сват, не брат. Мне казалось, ты его вообще терпеть не можешь! Зачем тебе это было нужно?
 
— Ну что за глупости? За что мне не мочь его терпеть? — устало усмехнулся Стас. — Алкашей не люблю, это да, но кто их любит? По кумполу вчера сыграл — ну так нельзя же было иначе. А так… ничего плохого Серёга мне не сделал, к тому же… — Стас повернул голову на бок.
 
— Что?
 
— Кем бы он ни был, тебе от этого менее дорог не станет. А ты… ты нужна мне.
 
— И… С Сашкой тоже? — смутившись и, кажется, покраснев до ушей, я поспешила сменить тему, — ему ты… тоже помог?
 
— Тоже, — спокойно признался Стас.
 
— И тебе было так же… как сейчас? — слёзы по новой начинали застилать мои глаза.
 
Он взял мою руку, положил к себе на лоб, снова встретился со мной глазами…
 
— Нет… — уронил он, — Сашка ребёнок, а с детьми намного проще. К тому же, там был один из двух: либо он разобьётся, либо нет.
 
— Один их двух?
 
— Один из двух. — Стас немного помолчал. — Но знаешь, в чём беда? — продолжал он, — в том, что после таких двух поворотов в их, да и твоей жизни может многое произойти, да такое, чего ты и представить себе не могла. Понимаешь?
 
Я кивнула, вытирая слёзы одной рукой, а другой — поглаживая Стаса по волосам
 
— Понимаю, — прошептала я, — но это неважно… Спасибо тебе за них обоих!
 
— Да не за что пока… — Стас снова поймал мою ладонь и приложил ко лбу. И я снова почувствовала: мне не следует уходить. Он хочет, чтоб я посидела с ним.
 
И я сидела… Сидела и смотрела на его закрытые глаза, на усталое лицо. Я так долго думала о том, что ему плохо, что у меня самой разболелась голова, но уйти я по-прежнему не смела…
 
Ишь ты! Такие слова: ты нужна мне! Это ж круче, чем признание в любви!..
 
Так, Надька, успокойся, ты снова расфантазировалась. Не путай божий дар с яичницей! Да, да, бесспорно, вас друг к другу влечёт. Но не более того! Не более. И потому, не фантазируй и держи себя в руках!
 
Но новый взгляд на его лицо и последовавшая за этим сердечная дрожь развеяли сомнения. Я, кажется, влюбилась… И, скорее всего, это последняя моя любовь.
 
А когда он уедет, я не знаю, как буду жить…
 
Дверь, скрипнув, приоткрылась.
 
— Мам! — позвал Саша, — врач с тобой поговорить хочет!
 
— Тссс! — я приложила палец к губам, бросила на сына взгляд, наткнулась на ухмылку. — Скажи: я иду!
 
Сашка, кивнув, скрылся за дверью. Я осторожно убрала руку со лба человека, который не дал погибнуть моим родным… Человека теперь тоже родного. Стас уже спал, тихо и ровно дыша.
 
Я поднялась, укрыла его одеялом. Пусть выспится, согреется, а я буду тут, рядом за стеной.
 
Пять миллионов евро? Да нафиг их. Я получила гораздо больше.
_____________________________________________________________________________
Следующая часть: https://poembook.ru/poem/2152831