ЕКАТЕРИНА ВЕЛИКАЯ

1
 
Скупая европейская зима,
бесснежная, бессолнечная; ветер
разносит влажность от одной реки
до следующей, никаких природных,
естественных границ – перетекают
династия и мысль, распространяясь
до рубежей действительных, куда
нельзя так просто – нужен проводник,
весомая причина, зов живым
из царства мертвых. Встретивший Вергилий
излишне разговорчив в немоте
обставшего бескрайнего пространства.
 
2
 
Не легче ль быть поденщицей у скорби,
чем здесь царицей? Меру потеряв,
подделываясь к варварству наивных
туземцев, переварварить их, стать
забавой им, примером?
Будешь думать,
что обманула всех, перехитрила,
взяла их скопом, на арапа, – ум
смел, гибок против косности российской.
Но их не взять ничем: здесь всякий ум
смешон упорной ненависти, глуп
перед глухим, не внемлющим народом,
которому ты станешь мать, надежа;
который на тебя пойдет войной
крестьянскою, разбойною; который,
зверь-чудо-богатырь, мрет за тебя
на всяких штурмах, в плаваньях, походах.
 
3
 
Презренна, ненавистна станешь всем:
друзьям, льстецам, родному сыну; внуки
начнут родства стесняться. Блуд один
запомнится, твою составит славу –
одно, что им понятно. А что блуд?
Единственное женское занятье,
доступное здесь до тебя… Пока
возможности расширишь, удивишь
размахом дел неженского ума…
 
4
 
Страдая от бессонницы, пишу
ночь напролет, как будто заклинаю
бежавший глаз моих спокойный сон:
вернись, каким ты был – безгрешным, детским,
немецким, захолустным, протестантским,
каких здесь не бывает.
Снится здесь
бескрайнее, тоскливое пространство:
российские поля, тяжелый плат,
материя на мертвом, крест да крест,
белы снега – и по снегам покатым
лихая тройка скачет, к тем несясь
местам благословенным, где хлябь, грязь
зимой, где сны сбываются мои.
 
5
 
Язык их крут, и здешняя словесность
надрывна, дело хамово, плач вдовий,
хрип смертный; отрицается культура
поэзией, наукой русской – все
не впрок пошло, усугубило дикость
природную: белеют на снегу
статУи, стынут белые на белом,
прекрасные, презрительные, им
в гиперборейских весях пребыванье –
тоска одна, и мрамор устает,
обледененью мрамор уступает,
того гляди растает по весне…
 
6
 
От мыслей мельтешащих ночь светлеет,
чернеет непокорная бумага,
жизнь обретает смысл, порядок, форму
в моих трудах: наказах, драмах – текстах,
которые, составленные мною, –
чистейшей графомании затеи,
написанные пальцем по воде
текущей Леты, только ради счастья
писать и думать, мысли излагать
развернуто и правильно; вот что
здесь не поймут ни разу, никогда –
мечты досужей аккуратный строй,
спокойную расчетливость желаний.
 
7
 
Мне это стало Родиной. Второю?
Единственною. Я воюю сплошь,
со всеми, на восток и на закат
свои полки к победам посылаю,
штык тверд и прав.
 
8. Суворов
 
Владеющий штыками,
он служит мне из чести да за веру,
всесилен и тщедушен, прост и свят,
шутник над смертью. Петухом кричит,
пугается зеркал; он ссохся весь,
желая свежей крови ненасытно.
И Бог его хранит, и черт не брат
плюгавцу: брал Давид десятки тысяч,
а этот сколько? Сколько раз по столько?
 
9
 
Потешилась перебирать людишек
в своей постели; вся Россия, вширь
раскинутая, – теплая постеля;
я разогрела каменное ложе,
насытила страну подобьем жизни
свободной, политической. Куда
ни заберешься, мой дружок полночный,
в какие только выси и богатства,
не забывай, дружочек, бабьи ласки.
Уж лучше всяких подлостей, интриг,
военных дел такая к высшей славе
податливая лестница.
 
10. Петр III
 
Ты что ж, дурашка, не угомонился?
Убили человека, персть твоя
легла в просторный гроб – что ж нас тревожишь
подобьем бытия, личины множишь,
мелькаешь по России тут и там,
но больше по Уралу? Как-нибудь
я с призраками слажу, распугаю
их знаменьем креста – и хлынет свет,
и расточатся врАзи; я тебя
осилила живого – бестелесный,
безвластный призрак чем возьмет меня?
 
11
 
Мы крепостью огородим Россию –
крестьянскою, живою. Русский бог
за воротАми райска вертограда
в спокойной тишине расположИтся –
нестрашен, благ и сыт. Устойчив строй
тяжолый, строгий: тело государства –
его народ, одушевленный властью,
самодержавна власть души над телом,
иначе смерть.
 
Се век Екатерины просвещенный,
счастливый век, прелучший для России.
 
12
 
Петру Великому – Екатерина
по камню пишет: райского житья-
бытья оставь условия, взгляни
сквозь небо на страну свою – ну что,
не подвела немецкая чужачка?
 
Здесь надо каждый раз варягов звать,
чтоб оживить страну, здесь только ты
из русских не по-русски бодро правил.