Предыдущая часть https://poembook.ru/poem/2140921

____________________________________________________________________________

Уж и не знаю, как смогла заснуть, но провести в стране грёз хоть сколько-нибудь продолжительное время мне не дали: и за полночь не успело перевалить, как я проснулась от жуткого крика:

 

— Убью-у-у!

 

Не успев ещё ничего толком понять, кроме того, что орали у меня во дворе, я подскочила на кровати и опрометью бросилась к окну. То, что я увидела, в первый момент повергло меня в шок, а через мгновение заставило собраться, броситься к входной двери, чтобы тут же, не мешкая, закрыть её изнутри на замок. Зажигать свет было нельзя, это я сразу сообразила: не стоит пока являть, что все проснулись, ничего хорошего из этого не выйдет.

 

А увидела я нечто жуткое! И ведь не верила до сего дня в рассказы жён и матерей алкоголиков, теперь же воочию убедилась, эх…

 

А как рассмотрела посреди ночи? Да очень просто.

 

Дело в том, что в нашем дворе почти никогда не бывает настоящей темноты. Всё оттого, что в недействующем лагере у нас за забором всё ещё продолжают нести круглосуточную службу сторожа, электрики и слесаря. Слесаря и электрики следят за скважиной, которая питает весь наш крошечный посёлочек водой, одновременно являясь и пожарным водоёмом, а сторожа охраняют оставшееся после закрытия лагеря имущество от (тех электриков и слесарей?) добрых людей. Фонари, которыми оснащён лагерь, с завидной регулярностью загораются каждый вечер и горят до утра, а от того, что располагаются они прямо вдоль забора, света хватает большей части нашего двора.

 

Так вот, в этом-то неярком свете я и увидела то, чего лучше б никогда не видела: Серёгу с топором в руках, шатающейся походкой приближающегося к крыльцу и громогласно грозящегося кого-то убить. Ну вот, доброго, как говорится, вечера: кажется, «белочка» к нему пожаловала!

 

— Мам, чё там такое? — появился за моей спиной в темноте заспанный Сашка.

 

— Да дядь Серёжа опять напился… — машинально ответила я, но в следующий момент спохватилась: — А ну, быстро в свою комнату! — обернувшись, скомандовала я.

 

Но мелкий и не собирался подчиняться, — наоборот, сразу же проворно проскочил к двери, схватился одной рукой за ручку, попытался открыть. Я сориентировалась тут же: вцепилась в его запястья и оттеснила назад.

 

— Сдурел? Он там топором размахивает, не видишь? — зашипела я на сына.

 

— Да мам!.. Пусти, я щас ему задам!..

 

Не желая больше ничего слушать, я грубо схватила сопротивляющегося Сашку, затолкала в комнату и подпёрла дверь стулом. Пусть там посидит до конца инцидента, а то мало ли что: полезет ещё куда не следует, — а с него сбудется, я уж знаю, — и чем закончится, неизвестно, а сын у меня так-то всего один!

 

А самой мне теперь предстояло сообразить, что делать, и спросонья, при таких вот событиях, это было ой как непросто.

 

Не то, что б я так уж боялась Серёгу, но ожидать от человека в таком состоянии, согласитесь, чего угодно можно: не другим, так себе вред нанесёт.

 

Слава тебе, Господи, хоть дверь у нас железная, такую если и можно разрубить топором, то нескоро, не сразу, есть время сориентироваться… Да, а вот дом-то как раз таки деревянный, и самое слабое его место — это кухня, — то самое, где я и очутилась, закрыв дверь и где находилась по сию пору, соображая, что делать.

 

На самом деле, моя кухня — это всего лишь пристройка, которую сам же Серёга и сгородил из тонкомера на следующий год после того, как они с отцом переехали к нам. Пристройка вышла совсем неплохая, просторная и довольно добротная: и готовлю я в ней теперь, и стиралка там стоит, и холодильник, и выход на улицу устроен через неё же. Зимой печного тепла вполне хватает, чтобы её протопить и, находясь там, не мёрзнуть, но стена-то от всего этого более толстой и прочной не становится! Помещение вообще задумывалось в своё время как веранда, потому что планировалось ещё одно, капитальное, да не срослось с ним: не успели до холодов. Потом оказалось, что очень удобно выходит, если приспособить пристройку под кухню до ближайшей весны, а Серёге отдать комнату, в которой кухня находилась до этого. На следующий год, не изыскав средств на продолжение стройки-ремонта «веранду» немного утеплили, отложив всё до лучших времён.

 

Да вот уж с тех пор и добрый десяток лет пролетел: состарился и побелел как лунь отец, мы с Васькой из молодой, полной надежд супружеской пары превратились в двух опостылевших друг другу супругов, Сашка из бойкого, но милого мальчугана вырос в долговязого подростка… А так же погорел шикарный бор на многие километры на три стороны от нашего дома, в нашей суперстране стало совсем «прекрасно» жить, кто-то навсегда покинул меня, уступив место другим… А у нас тут всё осталось как есть, ибо нет ничего более постоянного, чем временное… Ну и Серёга, как десяток лет назад забухал, так до сих пор трезветь и не собирается.

 

О чём, бишь, я? Ах да: если садануть по вот этой стене топором, то тогда…

 

— Буммммм! — раздалось глухо где-то совсем рядом, и небольшое помещение буквально до основания содрогнулось от удара.

 

Захрустели, ломаясь, тоненькие брёвнышки, составляющие ненадёжную стену, зазвенел, падая с неё шкафчик для посуды… Дурной силушки брата, порождённой «белой горячкой», вполне хватило, чтобы нанести строению немалый ущерб.

 

Я в ужасе отпрянула назад, под защиту настоящих стен: вот тут уж действительно, от страха обосрёшься! Нет, скорее назад, в небольшой зал, соединяющий между собой остальные комнаты. Тут маловато места, но зато топором стену точно не возьмёшь.

 

Интересно, а крыша-то на пристройке как держится? Она-то небось тоже может рухнуть от такого напора?! Или нет? Кого спросить-то?

 

— О, Боже милостивый, спаси-сохрани! — материализовавшись позади меня и робко вглядываясь из-за моего плеча в полумрак двора, зашептал отец. Затем, осенив себя крестным знамением, — не увидела, а почувствовала, как его рука за моей спиной, словно некое диковинное оружие с маху взрезала воздух, — он бросился в свою комнату, к иконам: наверное, решил попросить Всевышнего о заступничестве. Это, конечно, в итоге могло и помочь, но, боюсь, с некоторым опозданием. Мне же прямо сейчас надо было что-то делать, но я так и не имела понятия, что!

 

— Твою мать! Это чё такое за херня? — услышала я хриплый со сна голос голос Васи, который, похоже, тоже спешил сюда. А, всё-таки его и без пушки можно разбудить? Уже хорошо.

 

— Что, не видно? — угрюмо буркнула я, — так вон, гляди, — махнула я рукой в сторону кухонного окна, — Серёга до «белочки» допился.

 

— Так поделом! — с садистским удовольствием припечатал муж. — Говорил я тебе: не давай ему денег!

 

— Ага, конечно, я у тебя во всём и всегда виновата! — я круто развернулась и уставилась на него, на сколько это было реально сделать в темноте. Самое время сцепиться: нервы на пределе, а этот ещё и бесит, гад, ну бесиииит!!!

 

— А кто ж ещё? Не снабжала бы — давно бы работать начал, а так, чего б не бухать, если за это кто-то исправно платит! На чужбинку и я б забухал! — насмешливо пояснил Вася.

 

— Ага, кому ж знать, как ни тебе, как на чужбинку жить: вон пузо какое отжрал! И толку с тебя никакого, и тоже на мои «бабки» всё!..

 

— Какие там «бабки»? Не смеши! — надменно фыркнул он.

 

— Да пошёл ты нахер! — рявкнула я…

 

В общем, неизвестно, насколько бы затянулся набирающий обороты скандал, — о, этому мы с благоверным могли часами предаваться! — но тут многострадальную стену сотряс новый удар. В образовавшуюся брешь пахнуло было свежим ночным воздухом, но тут же во все стороны полетела щепа!

 

— Давно надо было этого козла в дурку сдать! — взвизгнул Васька и хотел было ретироваться в комнату, но был пойман мною за руку.

 

— Куда?

 

— Да нахрен мне ваши семейные дела! — отмахнулся Вася.

 

— Убью-у-у! — сорванным голосом, который теперь, благодаря дыре в стене, звучал намного отчётливее, исполнил Серёга.

 

— Хрясь! — уже с другим, более сухим и конкретным, словно бы, в отличие от предыдущего, имеющим направление, звуком врезался в стену топор.

 

И надо же: пьяный-то пьяный, а всё-таки догадался, что железную дверь рубить труднее, и не стал этого делать. Сам он эту пристройку возводил (больше-то у нас некому!) сам её и рушит. Но, блин, это ж надо прекращать уже как-то!

 

— Серёг, успокойся, брось топор! — закричала я, в надежде, что буду услышана… Но, как известно, надежда умирает последней, — эх, жаль, что не живёт вечно!

 

— Надька! Сука! Убью к ё***й матери! — раздалось из расселины.

 

— Брось топор! — презрев свои дрожащие поджилки, стояла на своём я.

 

— Убью-у-у-у-у!!! — звучало словно с заезженной пластинки.

 

— Иди, успокой его, — снова обратилась я к мужу, остановив его новое намерение скрыться. Кстати, я-то думала, что он уже свалил!

 

— Делать мне больше нечего, — с откровенным возмущением ответил мне Васька, вывернувшись из моей руки, — ещё зарубит! Что мне, жить надоело?

 

— Он сейчас всю хату разнесёт, — предупредила я, указывая рукой в сторону творящегося за едва держащейся стеной действа. Во мне всё выше, обгоняя даже страх, поднималось возмущение: ну где вы, особи мужского пола? Неужели только сын, и то в силу юношеской глупости и максимализма, способен заступиться за мать и дом?

 

— А так он бошку мне снесёт, — гнусаво, как это случалось всегда в подобных ситуациях, проныл муж, — сама иди и успокаивай, если хочешь: твой братан, не мой же!

 

— А как же твоё ВДВ, про которое ты по пьяни заливаешь? Скотина ты трусливая! — заорала я, но мой крик заглушил новый удар, и со стены в кухне посыпались половники, ложки, поварёшки. А уж как взмыло вверх облако штукатурки, осыпав меня с ног до головы!

 

— Чё смотришь-то, дура? Психушку вызывай! И ментов! — окончательно пересравшись, начал блажить муж.

 

— Да без тебя знаю, что делать, козёл! — истерически взвизгнула я. Выплюнув осевшую на языке штукатурную пыль, я включила таки свет, чтобы найти телефон. А в кухне оставалось темно, и включать свет там мне теперь было попросту страшно!

 

— Убью-у… — послышалось снова, но крик как-то внезапно оборвался.

 

Я, мгновенно позабыв и о телефоне, и о психушке с ментами, метнулась к окну и, не увидев Серёгу, открыла дверь, выскочила на крыльцо…

 

— Серёжа! — позвала я, оглядывая тёмный двор. Сознание он, что ли, потерял? А если сердце остановилось?..

 

— Ха-ха-ха! — услышала я внезапно жуткий, какой-то нечеловеческий гогот, а потом… и самого его увидела. Размахивая топором, аки мультяшные викинги перед битвой, Серёга мчался прямо на меня, изваянием застывшую на крыльце.

 

Я не то, что не успела бы убежать и спрятаться: я бы даже не смогла сообразить, что нужно это сделать. Не в силах сойти с места, я мысленно попрощалась с жизнью, а в следующий миг прямо передо мной возникло перекошенное безумной яростью лицо, пустые глаза, блеснуло лезвие занесённого топора… Я закрыла голову руками, зажмурилась и осела на пол. Всегда была трусихой и с ужасом представляла свою смерть, но всё-таки надеялась скромно, что поживу подольше…

 

Снова послышался глухой удар, и, наконец, настала тишина… Вот сейчас, сейчас появится тот коридор, в конце которого ждёт яркий, райский свет, ангелы запоют… Ну что же это всё не появляется-то никак! Видать, просто не с ангелами мне встреча уготована на другом, на «ТОМ» свете…

 

Я хотела было тряхнуть головой, чтобы восстановить зрение, которое, надо думать, от усталости даже за краем жизни подводит, как вдруг сильные руки подхватили меня и оторвали… от пола всё той же веранды! Я даже не осознала, кто это и откуда появился… Просто всхлипнула и обняла того, кто обнял меня. Обняла и прижалась, дрожа то ли от страха, то ли от радости… что таки жива!

 

— Ну, всё, всё, — услышала я успокаивающий меня глуховатый голос Стаса и открыла глаза, — всё закончилось. Никто тебя больше не тронет, — пообещал он мне. Его светлые глаза, смотревшие на меня в упор, показались вдруг самыми родными и близкими в целом мире.

 

— Стас… — пролепетала я, прижимаясь крепче.

 

— Не пострадала?

 

— Нет…

 

— Сашка где? Отец?

 

— Все целы, дома… — выдохнула я. — А Серёга? Ты убил его, что ли? — встрепенулась я, пытаясь отстраниться.

 

— Да ну, нет, — нахмурившись, отговорился Стас, — лопатой совковой по черепушке слегка приложил — и всё, ему много не надо было, и так до зелёных чертей допился.

 

— Сильно пострадал? — пытала я.

 

— Жить будет, — ответил Стас. Судя по кривой усмешке, он был доволен своей работой, а я отчего-то… во всём верила ему!

 

Стас тем временем осторожно поставил меня на пол, продолжая властно обнимать и смотреть мне прямо в глаза. Осознав, что происходит, я сначала смутилась, а потом… Даже передать не могу это ощущение, могу только описать немного.

 

Знаете, люблю фильмы со счастливым концом, когда после большой и безнадёжной битвы герой и героиня обнимаются на поле победы. Он обычно сильный, мужественный и непобедимый, она — красивая, нежная и беззащитная, этакая своеобразная награда герою. Конечно, это показуха америкосовская, но… вспомнив такие, пусть и картинные, эпизоды, впервые в жизни я не подумала о себе как о старой развратнице, достойной лишь того, чтобы без конца работать и расхлёбывать чужие проблемы! Впервые я чувствовала себя такой, как героини этих фильмов: милой, прекрасной и… молодой, что ли? Да, молодой и красивой. И желанной.

 

— Я хочу тебя, — прошептал Стас, склонившись к моему уху и задев волосами мою шею и плечо. Ощутив всё это, и я тут же судорожно прильнула к нему. Приступ желания, такой же мощный, как и накануне, да ещё и усиленный недавно пережитым ужасом, объял всё моё существо. Я изо всех сил прижалась к Стасу и сама потянулась к его губам.

 

Неожиданно на веранде вспыхнул свет.

 

— Во как! — услышала я голос мужа, — охерела совсем? Стоит тут в неглиже и с чужим мужиком обжимается при живом муже. Ну не сука тебе?! Хоть бы прикрылась, что ли, шалава! И этот тоже хорош, в труселях!

 

Меня словно водой холодной окатили, заставив очнуться от наваждения. На мне и в самом деле была надета лишь тонкая, хотя и довольно длинная футболка, в которой я обычно спала, и в таком «наряде» нет ничего удивительного, когда среди ночи выскакиваешь из кровати. Стас в свою очередь тоже был, скажем так, несколько неодет. Более того: то, что он произнёс за секунду до появления Васьки, не было просто словами: я чувствовала, что у него стоит, а потому, боялась отстраниться, представляя, что тогда будет.

 

Но, как ни странно это было, Стас нисколько не смутился и не потерял самообладания.

 

— Выполз наконец-то? — так, словно это он здесь хозяин, спросил он, мягко оттесняя меня в сторону и глядя Ваське прямо в глаза, — вовремя, как и всю жизнь у тебя. А если б меня не было, ты что б тогда делал? — задал он прямой вопрос, одновременно делая шаг вперёд, — отсиделся бы в шкафу, подождал, пока этот ханурик и жену твою убьёт, и дитя, а тогда бы и срулил по тихому?

 

Васька всего за одно мгновение густо покраснел: видимо, Стас в точности озвучил его мысли. Однако тут же и взял себя в руки: да уж, на людях разыгрывать из себя порядочного семьянина он всегда был большой мастер!

 

— Тебя, белобрысый, не касается, что бы я делал, — набычился он, — жили здесь без тебя, и дальше проживём, ты понял? Уматывай давай! А то совсем охренел: к чужой бабе х***м своим прижиматься у мужа на глазах! Чеши в свой кильдим, пока я тебя взашей не вытолкал!

 

— Не вытолкаешь, — нагло заявил Стас, — не ты меня селил, не тебе и выгонять. А по поводу х***… Так какая тебе разница? Тебе ж она всё равно как женщина неинтересна: у тебя ж не стоит давно!

 

Вася на миг открыл рот, а потом сжал кулаки.

 

— Ты сейчас в рыло у меня получишь! — прошипел он.

 

Я подавила невольный смешок: уж кто-кто, а я-то точно знала все Васькины «способности»: если кто и получал в рыло в драках с его участием, так это он сам, — разбитым очкам давно потерян счёт. Стас в ответ на эту реплику тоже лишь фыркнул: он ни на секунду не поверил в то, что мой супруг может хоть что-то ему сделать и продолжал стоять и смотреть на него с неприкрытой издёвкой.

 

— Давай, дерзай! — подначил он.

 

— Убирайся!!! — кипятился Вася, а Стас стоял и ухмылялся.

 

А у меня вдруг сердце ёкнуло. Конечно, разумеется, Васька трус, а что хуже всего — лентяй, в драку трезвый ни за что не ввяжется, и если может вообще чем-то махать — так это только языком, — всё оно так. Да вот только, похоже, настал именно тот момент, когда его можно довести… Учитывая, что один силён, проворен и бесстрашен, а второй весит за сто двадцать кило, то свалка обещает быть аховой, и если срочно не встать между ними, дойдёт до таких нехороших последствий, что и Серёжина «белочка» на фоне этого померкнет.

 

Мамочки, ну за что? Одного что-ли идиота в моём доме недостаточно!

 

— Стас, пожалуйста, иди к себе, — попросила я, перегородив своему гостю путь.

 

Он посмотрел на меня как-то хитро, пожал плечами и без разговоров сошёл с крыльца.

 

— Давай-давай, проваливай! — понеслось ему вслед, — без тебя разберёмся!

 

Однако ответа на реплику не последовало, и потому муж, ещё немного погавкав с крыльца в след Стасу, вынужден был подчиниться моему раздражённому «да иди ты уже!» и уныло, ни с чем вернуться в дом.

 

Когда я наконец включила свет, дабы оценить размер ущерб, мне тут же стало не до Васьки и даже не до Стаса: то, что увидели мои глаза, можно было назвать только одним простым русским словом: п***ц. Как минимум, три удара топора пришлось по несчастной стене моей кухни, от чего вывалилось несколько брёвнышек, а уж сколько различных нужных мне вещей свалилось со стены и побилось, было просто не счесть!

 

Бессильно обматерив это печальное месиво из штукатурки, щепок и кухонной утвари, я вздохнула и, что называется, засучила рукава. Спасибо тебе, дорогой братец, мне теперь тут на все выходные хватит, знатно повеселюсь! Но проспишься — и я гарантирую: рожей тебя в это всё ткну, будешь помогать как миленький, ещё и дырку в стене латать. Охота бросить всё до утра как есть, но хрена лысого это получится: банально не пройдёшь через завалы ни на улицу, ни с неё, да и до крана с водой не доберёшься, а значит, снова вперёд, Надежда Батьковна, на тебя страна смотрит!

 

Когда я принялась было разгребать завал, подтянулись домашние, отец и Сашка: видать, дед вызволил внука из заключения, чтобы самому не пришлось разгребать руины. Я отказалась от помощи, мотивировав тем, что слишком уж тесно, и лучше пусть они поглядят, что с Серёгой да по возможности перетащат его в сарай, где у нас специально для этого гр***го алкаша давно устроена лежанка.

 

Как только дедуля, ради такого события переставший гундеть, и его внук, на фоне пережитого отбросивший на время максимализм и «собственное мнение», удалились, над ухом моим зажужжало другое насекомое: дорогой Василий заявился неизвестно откуда и начал промывать мне мозги по поводу увиденного на веранде и того, какая же я тварь, б***ь и с***а. Примечательно, что хоть немного посодействовать мне в уборке ему и в голову не пришло.

 

Но не смотря на Васькино нытьё, а может, благодаря тому, что таки его услышала, я сумела победно промолчать. И всё время, пока пыталась хоть немного разгрести на разгромленной кухне проход, чтоб можно было перемещаться — я молчала!

 

Впервые я смогла так долго не отвечать ему! Я молчала, попросту игнорировала мужа и после, когда вернувшиеся отец и Сашка отчитывались мне о том, что с Серёгой, и дальше, когда муженёк попытался высказать отцу, что у него не дочь, а шлюха, за что и был в сердцах послан тестем в далёкие, совсем не райские дали; молчала, пока отмывалась в душе от штукатурки, молчала, пока курила, выйдя прямо в полотенце на улицу…

 

Я молча сдёрнула с верёвки уже высохшую новую ночнушку и отправилась домой, затем надела шмотку, повертелась перед зеркалом, картинно взбив наверх волосы… да, а в самом деле, неплохо!

 

— О, какие стала покупать для хахалей! А для меня-то хрен одного разу такое надела! — заметил Васька, но я снова промолчала, одарила его улыбкой и погасила в комнате свет.

 

Это не очень-то помогло: муж всё продолжал бузить, возмущённо мусоля этакое пренеприятнейшее событие, а мне попросту не хотелось оправдываться… При воспоминании о том, как Стас меня обнимал, я балдела! Вася, битый час проходивший за мной по пятам, а теперь, хотя и улёгшийся в свою койку, но так и не замолкнувший, не добился ничегошеньки и очень злился, а мне было хорошо. И потому я не произносила ни слова, прокручивая в голове произошедшее и сегодня, и вчера… И мне не было стыдно ни капельки! Вот только зудение это стало, наконец, понемногу мне надоедать.

 

Прошло ещё минут пятнадцать, когда я поняла, что спать он не собирается, и нервы мои не выдержали.

 

— Да задолбал ты! — рявкнула я и метнула через всю комнату подушку.

 

— Ты чё? — напуганный неожиданным поворотом, Вася аж вскочил.

 

— Заткни хлеборезку! — велела я.

 

— А то что? — начал хорохориться он, — к Стасику своему убежишь?

 

Я даже замерла, поражённая таким простым, а главное, приятным решением!.. Что ж, спасибо за подсказку, дорогой.

 

— Да — радостно ответила я и поднялась с кровати.

 

— Ты дура, что ли? — обалдело спросил муж: я, конечно, хоть и выглядела для него теперь последней шмарой, но такого он и от шмары не ожидал!

 

— Конечно, дура, — невероятно легко согласилась я, — прожить с тобой, долбо***м, столько лет. Давно пора было тебя бросить! — я подхватила со своей постели одеяло, подушку и направилась к двери.

 

— Имей ввиду: уйдёшь сейчас, и завтра меня здесь не будет. А потом я устрою тебе… — начал он по новой, но я, на миг обернувшись, перебила.

 

— Да, конечно, устрой. Но зато сейчас я спокойно засну. В тишине! — и, не дав ему договорить, исчезла за дверью.

 

Сердце моё радостно трепетало! Там, в другой половине дома, есть ещё один диван. Улягусь спать на нём, а если Вася припрётся и продолжит колупать мой несчастный мозг… Если он так сделает, его будет кому утихомирить.

 

О! Неземное наслаждение!

 

Словно воровка, прокравшись в собственный дом с другого входа, я как можно тише шмыгнула внутрь, беззвучно притворила за собой дверь и очень скоро улеглась на втором, маленьком диванчике, что стоял почти у самого входа, прикрыла глаза… Как же я сегодня устала! После ночи мне так и не дали толком отдохнуть.

 

— Надь, — тут же прозвучал в темноте голос Стас, — ты зачем туда легла?

 

Интересно! А по поводу того, что я вообще пришла, значит, ни тени удивления? Знал, как всегда?!

 

— Ну… просто легла и всё… — на то, чтобы ещё и здесь что-то выяснять, не было сил.

 

— Иди сюда, — произнёс он властно, и мне, не смотря на своё вымотанное состояние, дико захотелось подчиниться. Однако ответила я вяло:

 

— Не могу.

 

— Почему это?

 

— Вдруг Васька придёт.

 

— Не придёт, — уверенно заявил Стас, — иди сюда.

 

— Нет.

 

— Тогда я к тебе пойду! —и его диван действительно заскрипел.

 

— Тут узко! Одному места мало! — взмолилась я.

 

— И я о том же: иди сюда, — повторил Стас мягко и вкрадчиво, но при этом — не терпящим возражений тоном, и я, подхватив подушку, миг спустя уже лежала рядом с ним. Ох… на пионерском расстоянии, да ещё и отгороженная одеялом.

 

Стас попытался меня обнять, но я не позволила, хотя бороться с собственным желанием было невероятно сложно: намного сложнее, чем даже остановить того, кто читает твои мысли.

 

— Не надо, — жалобно попросила я, — я ведь не удержусь… Не трогай меня, пожалуйста!

 

— Зачем держаться? — спросил он, садясь в постели и протягивая ко мне руку. — Я обещаю: тебе всё понравится, — пообещал он и погладил меня по щеке.

 

— Не в этом дело, — задыхаясь, ответила я.

 

Стас помолчал немного.

 

— Если ты о муже своём, то забей: он сюда не придёт, да и вообще…

 

— Это я и без твоих прогнозов знаю, — отмахнулась я, — но там, за стеной, есть ещё и мой сын. И в его присутствии я ничем таким заниматься не могу и не буду!

 

Стас с тяжелым вздохом прилёг обратно.

 

— Ладно, — согласился он, пару минут помолчав, — с этим не поспоришь… Хорошо, давай спать.

 

— Давай…

 

В следующее же мгновение он придвинулся ко мне и обнял сзади, отбросив разгораживающее нас одеяло… Ни одна женщина не смогла бы остаться в этом случае равнодушной, а я так просто растаяла!

 

— Я же просила… — начала я.

 

— Не волнуйся, ничего не будет, если ты не хочешь, — пообещал Стас.

 

— Да кто тебе сказал, что я не хочу?

 

Было действительно тяжело дышать — а я-то раньше думала, что о таком только в книжках пишут для красного словца. Моё тело словно бы уже не подчинялось мне, само по себе прижимаясь к телу Стаса. Ну и, разумеется, через тонкую ткань своей сегодняшней обновки я прекрасно ощутила его член, что упирался мне прямо в поясницу… Подавить желание тут же схватиться за этакое средоточие направленного на меня желания не было никаких сил: буквально руки чесались!

 

— Ну зачем ты это делаешь? — простонала я, дрожа всем телом, — я ведь просила…

 

Стас глубоко вздохнул: я не услышала это, а почувствовала.

 

— Успокойся, — прошептал он мне на ухо ласково, — это от нас не уйдёт. И ты сама сказала, что нельзя.

 

— Я сейчас умру просто!.. — призналась я.

 

— Не умрёшь, — не поверил Стас. — Дыши глубоко, и всё очень скоро пройдёт.

 

Не имея выбора, я попыталась следовать его совету. Сначала было тяжело, потом я начала в самом деле успокаиваться, слушая ровное дыхание Стаса и чувствуя на своём теле его руки, обнимающие меня уже не со страстью, а с нежностью. Орган его тоже расслабился, — прямо вот позавидуешь такой силе воли!

 

Моё возбуждение тоже стало понемногу проходить, плавно перетекая в сонливость. И это было приятно настолько… Словно затянувшийся оргазм! Я в жизни не думала, что не удовлетворив возникшее желание, можно быть такой счастливой.

 

— Как же хорошо… — Я даже не знаю, сказала это или подумала. Впервые за столько лет мне было действительно хорошо. А потом и сон пришёл, глубокий, крепкий и спокойный, какого в моей жизни тоже не случалось уже очень давно, — до того, как в ней появился этот странный, но отчего-то как магнит притягательный человек.

_______________________________________________________________________________

Следующая часть: https://poembook.ru/poem/2145771