Среди трущоб и дебрей Поэмбука
Среди трущоб и дебрей Поэмбука,
Там, где завалы из дрянных стихов,
Жил страшный змей! И вот, такая штука-
Он всем подлянки делать был готов.
И многие герои с прытью бравой,
Желали в бой с той «гадиной» вступить,
И бредили кровавою расправой,
И долго думали – эффектней как убить.
А «Змей» изматывал им нервы, издевался.
Хватал любого, кто слабее и в расход!
К тому же наглый был, обидно обзывался...
И тут взмолился, мученик-народ!
-Да сколько можно, видеть эту нечисть?
Неужто не найдётся смельчака?
Откликнись, дорогой наш «человече»!
Чтоб разум острый был и крепкая рука.
И вышел из толпы один парнишка,
Обычный, и прикид обыкновенный...
Сказал всем так: «В дуэлях я не слишком!
Но «Гада» низведу одним катреном!»
Подумавши, он выдал эпиграмму,
И змею в личку, не страшась её послал…
И вскоре, видят все, в Албоме телеграмму: «Наш Змей преставился! Его стих доканал!»
Жил страшный змей! И вот, такая штука-
Он всем подлянки делать был готов.
И многие герои с прытью бравой,
Желали в бой с той «гадиной» вступить,
И бредили кровавою расправой,
И долго думали – эффектней как убить.
А «Змей» изматывал им нервы, издевался.
Хватал любого, кто слабее и в расход!
К тому же наглый был, обидно обзывался...
И тут взмолился, мученик-народ!
-Да сколько можно, видеть эту нечисть?
Неужто не найдётся смельчака?
Откликнись, дорогой наш «человече»!
Чтоб разум острый был и крепкая рука.
И вышел из толпы один парнишка,
Обычный, и прикид обыкновенный...
Сказал всем так: «В дуэлях я не слишком!
Но «Гада» низведу одним катреном!»
Подумавши, он выдал эпиграмму,
И змею в личку, не страшась её послал…
И вскоре, видят все, в Албоме телеграмму: «Наш Змей преставился! Его стих доканал!»