Три письма
Три письма
Из 70 в 16:
Я помню мир твоих простых предметов.
Цветные деревянные игрушки.
Дом из подушек. Кофр от баяна.
Мы жили по закону Архимеда,
который сформулировать по-русски
у нас не получалось постоянно,
поскольку ничего не вытеснялось,
в том доме для всего хватало места,
соседи за стеной крутили диски,
мы вешали на гвозди одеяло
и тени танцевали буги вместо
их голосов, поющих по-английски.
Я погружаюсь в память, словно в ванну,
и прикрепив к вискам нейро-диоды,
записываю медоносный гул.
Я помню чашку каждую в серванте,
«щавель» из городского огорода
приправой к баклажанному рагу.
О как привычно пробегают пальцы
вдоль корешков родительского шкафа:
Джек Лондон, Честертон, Эмиль Золя.
Ещё не нарастил на сердце панцирь.
Ещё костяшки не содрал о кафель.
Сплошные солнце, ветер, тополя.
Из 33 в 16:
Возможно, ты сейчас сидишь на стуле.
В пустой квартире. На твоей кровати
спит женщина. Ей восемнадцать лет.
Ты ничего не знаешь о Катулле,
но этих первых отношений хватит
на весь дальнейший твой парад-алле.
Ну а пока ты в мартовском угаре
пытаешься романсы петь дискантом,
текстовку под аккорды раздробя.
Ты ей назавтра инструмент подаришь,
и никогда не станешь музыкантом,
и это будет вечно жечь тебя.
Впоследствии, совсем других кольцуя,
ты не насытишь крошечное эго,
своё лицо вжимая в свитера,
и не забудешь, как она танцует
под медленно вращающимся снегом
в ночной рубашке в шесть часов утра.
Из 16 всем:
Когда мне разонравится мотаться
меж поселений с рюкзаком спортивным,
на ссадины растрачивая йод,
надеюсь, среди сотен имитаций
найдётся и моя альтернатива,
где по-другому всё произойдёт.
Пускай я стану продавать кассеты,
работать по подложным документам,
скрываться от какой-нибудь братвы.
Зато там будут мостик над Исетью,
на небе красный лепесток кометы,
у Оперного каменные львы.
