Три письма

Три письма

 

Из 70 в 16:

 

Я помню мир твоих простых предметов.

Цветные деревянные игрушки.

Дом из подушек. Кофр от баяна.

Мы жили по закону Архимеда,

который сформулировать по-русски

у нас не получалось постоянно,

 

поскольку ничего не вытеснялось,

в том доме для всего хватало места,

соседи за стеной крутили диски,

мы вешали на гвозди одеяло

и тени танцевали буги вместо

их голосов, поющих по-английски.

 

Я погружаюсь в память, словно в ванну,

и прикрепив к вискам нейро-диоды,

записываю медоносный гул.

Я помню чашку каждую в серванте,

«щавель» из городского огорода

приправой к баклажанному рагу.

 

О как привычно пробегают пальцы

вдоль корешков родительского шкафа:

Джек Лондон, Честертон, Эмиль Золя.

Ещё не нарастил на сердце панцирь.

Ещё костяшки не содрал о кафель.

Сплошные солнце, ветер, тополя.

 

Из 33 в 16:

 

Возможно, ты сейчас сидишь на стуле.

В пустой квартире. На твоей кровати

спит женщина. Ей восемнадцать лет.

Ты ничего не знаешь о Катулле,

но этих первых отношений хватит

на весь дальнейший твой парад-алле.

 

Ну а пока ты в мартовском угаре

пытаешься романсы петь дискантом,

текстовку под аккорды раздробя.

Ты ей назавтра инструмент подаришь,

и никогда не станешь музыкантом,

и это будет вечно жечь тебя.

 

Впоследствии, совсем других кольцуя,

ты не насытишь крошечное эго,

своё лицо вжимая в свитера,

и не забудешь, как она танцует

под медленно вращающимся снегом

в ночной рубашке в шесть часов утра.

 

Из 16 всем:

 

Когда мне разонравится мотаться

меж поселений с рюкзаком спортивным,

на ссадины растрачивая йод,

надеюсь, среди сотен имитаций

найдётся и моя альтернатива,

где по-другому всё произойдёт.

 

Пускай я стану продавать кассеты,

работать по подложным документам,

скрываться от какой-нибудь братвы.

Зато там будут мостик над Исетью,

на небе красный лепесток кометы,

у Оперного каменные львы.