Знаковая встреча

Вокруг шипели, шептали, шуршали, подталкивая его к окончательному и решительному действию. Наконец, жена с миной строгой учительницы, обращенной к безнадежно отстающему, резюмировала: «Уже и Лыневы уехали. Остались мы да Ивочкины. Дождешься, что по миру пойдем…»
Иннокентий Петрович и без советчиков знал, что завод не спасти, перспективы у него здесь нет никакой. Он давно отпустил рабочих гулять без содержания, поскольку не было ни госзаказа, ни указаний, как выживать без плана и без налаженных каналов сбыта продукции, ни…самого главка. Там, наверху, тоже происходило какое-то невнятное шуршание и стремительная ломка. А здесь, внизу, люди, предоставленные сами себе, выживали, как могли. Разбредались по округе в поисках хоть какого-нибудь заработка, но везде была примерно такая же безработица и бескормица. Огород и лес – вот и всё спасение!
Эти девяностые… их, наверное, в истории вряд ли кто назовет благодатными, скорее – подлыми, проклятыми, окаянными.
Но не жена подтолкнула Иннокентия Петровича на последний шаг, а люди совсем посторонние: приехали из столицы приватизаторы, которым его завод достался через аукцион, благодаря солидному пакету ваучеров. Один – грузин с толстым пузом, другой – вообще непонятно какой нации дохляк, все пришептывал и губы поджимал. Явились в кабинет директора и сразу начали претензии предъявлять:
- Что это у вас в цехах только эхо гуляет, где оборудование? Разворовали всё? Мы на вас найдем управу!
- Ищите, - холодно ответил Виноградов. – Оборудование списано по износу, оно у нас уже на третий круг амортизации пошло, все документы на списание в сейфе. Это вы мне говорите «разворовали»? Думали, мы вам свое, кровное, на блюдечке с золотой каемочкой преподнесем, ждем - не дождемся новых хозяев? А люди, которые здесь по полвека отпахали – голяком уйдут?
Он недобро хохотнул, кинул связку ключей на стол и поднялся.
- Давайте, покажите, на что вы сами способны, а я вам не помощник. Будете людей рассчитывать, постарайтесь им хоть какое-то выходное пособие дать. Хотя ждать от вас милостей не приходится.
Он не стал им говорить, что и цеха сданы заезжим торгашам под склады – на год вперед аренда оплачена. Вот будет приятный сюрприз новым хозяевам! Ничего, судя по всему, они не святым духом права на этот завод обрели, хорошо везде смазывали. А он себе выходное пособие сам обеспечил.
Дома порадовал жену, что едет в Москву, надо выездные документы оформлять, рубли на марки поменять, племянника в Лейпциге оповестить, чтобы ждал в гости. Или насовсем.
- Ну, слава богу, - просияла жена, - наконец-то дали тебе под зад! Да племяннику я давно уже написала, ждет, с деньгами любой нас примет! У меня и на квартиру покупатель присмотрен, пока ты ездишь, я тут все проверну.
Кто бы сомневался. Иннокентий Петрович уже успел убедиться в деловых способностях жены. Ей так не терпелось начать новую жизнь в благодатной Европе, что она была готова продать и супружескую кровать, и любимую библиотеку, и уж тем более – дачу и машину! Смотри-ка, и на квартиру уже у нее есть новый хозяин, кто-то еще здесь, в этой дыре, готов вкладываться, обустраиваться! И опять сглотнул горечь: вот уже и любимый город, в котором вся жизнь, считай, прошла - дыра.
 
Поезд на его станции стоял недолго, директор едва погрузился, дошел до своего купе – и состав тронулся. В купе уже обосновались две тетки (судя по сходству – сестры) и парнишка. Он тут же с готовностью поднялся навстречу новому попутчику, помог поднять чемодан на верхнюю полку, пригласил к столику. Иннокентий Петрович усмехнулся:
- А ты тут за дневального? Как звать, откуда и куда следуешь?
Когда в чемодане везешь солидную сумму «налички», к попутчикам надо быть внимательнее, времена-то лихие, от кого угодно подлянки можно ожидать. Тетки переглянулись, заулыбались, раньше паренька ответила та, что помоложе:
- Егорушка у нас тут за главного, вы уж извините, он и свое место нам уступил, и вашим распорядился, мы и ящики под сидением забили.
- Это я понял, ну, что ж, правильно, женщинам надо уступать. Далеко следуете?
- Нет, мы завтра утром выходим, только одну ночь с вами проведем. Пообедаем вместе! С утра-то нас уже чаем напоили, Егор поухаживал…
- Да ты, я смотрю, дамский угодник! – усмехаясь, поддел паренька Иннокентий Петрович. – Сам- то куда едешь?
- Я до самого конца, - охотно поддержал парень дорожную беседу, - от пункта «А» до пункта «Б», полный маршрут! Летом у бабушки гостил, а к началу семестра уже и возвращаться надо. Да я бы и еще погостил, девушка у меня там, мы же раньше в этом городке жили, потом уж из-за маминой работы в Москву перебрались. Но я со школьными друзьями связь поддерживаю, да и бабушке помочь надо летом с огородом. Мы с ней и за грибами ходим, одна-то она уже боится!
Он рассказывал охотно, доверчиво сияя лучистыми серыми глазами. Иннокентий про себя отметил ласковость тона по отношению к бабушке и любимой девушке, то, как прозвучал эпитет «маминой»… Все просто, по-человечески, уважительно. Показалось? Посмотрим.
Гоняли чаи, посматривали в окно, разговаривали, - а что еще делают в поездах дальнего следования? Иннокентий Петрович отметил, что вагон – полупустой, на местах люди плохо живут, и ездить в поисках лучшей доли - средств нет. Несколько раз на полустанках заходили торгаши, навязывали съестное, пытались продавать какие-то рюмки, кружки, шали… Да кто ж у них купит, пассажиры стали прижимистыми, не знаешь ведь, что завтра случится.
Егор тем временем увлеченно рассказывал, какие у компьютеризации колоссальные возможности. Тетки ахали, словно это их каким-то боком могло касаться. Въедливо цеплялись за те житейские подробности, что невольно проскальзывали в речи парня. Так выяснилось, что кроме бабушки в провинции остался и отец со своей новой семьей, а в столице, кроме мамы, есть еще младший брат, тоже студент. Вот, небось, тягость – одной детей поднимать! Иннокентий осторожно спросил:
- Так ты с отцом общаешься, помогает он вам?
Тот легко, беззлобно ответил:
- Мне уже двадцать, какая помощь? Да ему и самому нелегко приходится, тоже ведь семья, я если к ним в гости иду, обязательно торт покупаю, а то вот бабушка грибов пожарила – я им баночку отнес. Общаюсь! Он - хороший, между прочим, тоже компьютер купил! Плохо только вникает, медленно осваивает, я ему и программы поставил, там ведь даже по его работе можно расчеты производить!
И опять понеслись панегирики в адрес Интернета, о будущем цифровой экономики, о роботизации на основе компьютеризации, - чувствовалось, что Егор увлечен не на шутку.
Вечером на ужин Иннокентий Петрович достал свою жареную курицу, батон; тетки, смущаясь, выложили огурцы и помидоры, отварную картошечку. А Егор горделиво развернул бабушкин пирог: «Ох, моя бабушка классные пироги печет, не смотри, что с консервами рыбными, а так все лучком и рисом, маслицем и приправами сдобрит, что пальчики оближешь!» Сестры замахали руками: «Спрячь, Егорушка, тебе еще сутки ехать! А бабушка знает, что внуку в дорогу собрать, пирог-то пока не раскрыт, не испортится».
Уговорили, спрятал, не чинясь и не манерничая, но очень деликатно угостился тем, что предложили, сбегал за чаем для всех, конфеты свои достал. Нет, определенно этот парень подкупал Иннокентия Петровича своей открытостью, готовностью к диалогу; мелкие услуги оказывал, не ожидая благодарности и даже не предполагая ее – естественно. Сколько они вместе едут, - часа три, а Егор для теток - вроде родного племянника, да и он их навеличивает "тетя Клава" да "тетя Рая", советы дает, болтает обо всем, - душа нараспашку!
Директор поймал себя на мысли, что парень этот все еще существовал там, в устойчивой и стабильной прошлой жизни, с теми принципами добра, справедливости, взаимовыручки, что действовали среди тех людей. Как их потом назовут, советских людей, - «совками»? За то, что не гребли всё под себя, не хапали и не распихивали по своим карманам? - Иннокентий Петрович от этих мыслей поежился, вышел в коридор постоять у окна. Тревоги, что кто-то из его попутчиков залезет тем временем в его кейс, у него не было.
Нет, а все-таки странно. Судя по одежде, по пакету с едой, у парня этого ни в пункте «А», ни в пункте «Б» золотых залежей не было, особого благосостояния не предполагалось. Подарков матери и брату, кроме кедровых шишек, он не вез, обувка тоже не блещет… Ясно, что там и у отца не разживешься. Откуда же в нем эта легкость, спокойствие, откуда такая уверенность, что все сложится и вообще… Он с чего такой добрый и улыбчивый? Когда впереди вот эти – подлые, окаянные, голодные и бесперспективные годы? Что его на плаву держит, юная не рассуждающая глупость? Так ведь не школьник, кое-что повидал в жизни. Институт выбрал с дальним прицелом – роботизация его увлекает! Видел бы он, что от отечественной промышленности осталось. Видел бы этих новых хозяев! Он с ними, что ли, будет роботизацию свою проводить? Черт, а вдруг у него всё получится, и прав - он, а не мы, вовремя выскочившие из этого бедлама?
Ночь прошла относительно спокойно, под ритмичный стук колес. Иннокентий Петрович долго ворочался, безрадостные размышления о новой жизни в неведомых реалиях не давали заснуть. Егор спал без задних ног, как человек с чистой совестью. Тетки еще до свету начали свои мешки к выходу подтаскивать. Парень тут же вскинулся, начал им помогать, шепотом успокаивать, что все они успевают, можно еще и чайку на дорожку попить. Когда Иннокентий спустился со своей полки и выглянул в коридор, все трое, звеня подстаканниками, прямо в коридоре пили чай и над чем-то негромко смеялись.
Он и сам невольно улыбнулся, глядя на Егора – почти двухметрового худого верзилу в шортах по колено.
Теток проводили, больше к ним никто не подсаживался. Вдвоем в разговорах и спорах так весь день и провели. Иннокентий больше расспрашивал, Егор – рассказывал. Оказалось, он еще и заядлый спортсмен, более того – мастер спорта по плаванию. Когда пришла пора идти в армию, его забрали в спортивную роту, плавал за клуб ЦСКА! И об этом он рассказывал с гордостью, увлеченно. Хотя и сквозило в его тоне недовольство тем, что спорту в нынешние времена трудно выживать.
- Вы бы только видели, сейчас даже базу сборной страны сдают на вечеринки этим…бизнесменам. Они там развлекаются, шампанское и коньяк на бортике пьют, а юниорской команде уже времени на тренировки не остается. Да и средств нет, сейчас ведь за все плату требуют. Эх, вот раньше было, мы на сборы по всей стране с ребятами ездили, по всем республикам, везде бассейны были для юношеских секций бесплатные! А сейчас в бассейн записаться не всякий сможет, не по карману.
- Так ты все же представляешь, что в стране творится, как люди живут? – спросил Иннокентий Петрович, - А я думал, ты беспробудный оптимист!
- А что ж, конечно, представляю, я ведь не на Луне живу, - ответил Егор, пожав плечами. – Разве я не вижу, как мама пластается, два студента на ней! Я на следующий год обязательно подработку найду. Сейчас она не позволяет, говорит, надо в учебный процесс втянуться, как следует, вот и втягиваемся и я, и Женька.
А насчет оптимизма… Да, я уверен, что вся эта катавасия пройдет со временем, обязательно пройдет! Знаете, что я вам скажу, даже и от меня зависит, чтобы она прошла. Если мы все руки опустим да разбежимся… Ну, нет, такого не бывает, вон хоть историю почитаешь – хуже бывали времена, а все равно все восстанавливалось! После революции, после войны... да я даже сравнивать не хочу, не бомбят ведь нас!
- Это ты правильно понимаешь, - улыбнулся Иннокентий Петрович. А про себя подумал: «Видел бы ты, пацан, что с моим заводом стало, что стало с другими предприятиями, которые даже во время войны работали, что стало с людьми».
Вот и второй вечер подошел, уже и бабушкин пирог с консервной горбушей доели. Иннокентий Петрович предложил- было Егору в ресторан пойти, но тот покраснел, категорически отказался. Видно было, что денег про запас на рестораны у него не было, и за чужой счет гулять – не в его принципах. Еще и отшутился: «Какой ресторан, спортсмены не пьют, да у меня и аллергия на спиртное, нет-нет, даже не обсуждается!»
Директор и сам больше из интереса предложил: посмотреть, как парнишка отреагирует? Ему самому при таком багаже по ресторанам ходить было не резон. Так к обоюдному удовольствию и остались в купе чаи гонять. С карамельками.
Улеглись оба уже внизу, заложив под полки свой багаж, солидный – директорский и тощий - студента. Студент спал безмятежно, крепко, директор опять полночи проворочался и, лишь придя к какой-то утешительной мысли, наконец, задремал. Проводница, постукивая пассажирам по дверям купе, прошла по коридору в несусветную рань. Директор умылся, собрался, студент все сладкие сны досматривал. А что ему спешить: нищему собраться – только подпоясаться! Иннокентий Петрович, стоя посреди купе,смотрел на сонное порозовевшее лицо парня, на его чуть взмокший чуб, улыбался. Подходили к Москве.
- Егор, вставай, подъезжаем! – тронул он его за плечо. И парень с готовностью сел, зевнул, протер глаза.
- Да я и умываться не буду, дома уж, под душ…Сейчас рань такая, даже в метро пусто, никто меня не осудит.
Скатал матрац, достал свою спортивную сумку. Улыбнулся директору:
- А вот увидите, мы еще и в вашей отрасли роботизацию провернем! Какие возможности у новых технологий!..
Директор отчего-то разволновался. Потом неожиданно для Егора достал из внутреннего кармана приготовленную пачку денег и положил на стол.
- Вот, возьми, Егор, и не возражай! Слушайся старших... Понимаешь, я в твои возможности верю, я хочу, чтобы у тебя всё получилось, это, если хочешь – мои инвестиции. Ничего не говори, просто возьми, так надо. Только обязательно добейся своего, это очень важно. Ты даже не представляешь, как это важно для всех. Для тебя. Для меня. Для всех!
И видя, что Егор протестующее крутит головой, отодвигает деньги, не хочет их брать, директор сердито еще раз воскликнул: «Возьми! Пусть тебе это хоть сколько -то поможет!» - и выскочил со своим чемоданом и кейсом из купе. Проводница уже открыла дверь и откинула ступени. Иннокентий Петрович быстро прошагал мимо вагона, мельком увидев в окне растерянное лицо своего попутчика.
Директор явно повеселел, хотя в своей жизни уже ничего изменить не мог. Посветлело на душе, словно рассвет засиял после мрака ночного.
Егор машинально взял пачку денег, в растерянности сел. Ну, а что уж теперь, как не взять? Щедрый попутчик ушел. Интересно, что он теперь обо мне думает? Пошевелил купюры. Подумал озадаченно: «Ничего себе, это же моя стипендия на два года вперед!» И широко улыбнулся: «Надо же, сказать кому – не поверят! А мама так еще и заругается! Что за человек, почему?..»
Он подхватил сумку, сунул деньги в карман куртки и тоже направился к выходу.
Институт Егор окончил с отличием, поступил в аспирантуру, это было предопределено и без посторонней помощи...
Опубликовано в сборнике рассказов
«Испытание на прочность», Москва – 2019,
ISBN 978-5-5321-0792-2
Людмила Перцевая