Русые косы, серы глаза
Мертвые степи устланы пеплом
Ранами рваными вьются траншеи
Кто ныне жив - дымит самокруткой
Кто уже мертв, молча смотрит на небо.
Колючая проволока, словно щетина
На грубом солдатской усталом лице.
Свинцовые тучи, плитой могильной
Нависли, решаясь вот-вот зареветь.
А поодаль, к лесу, у черной воронки
Девочка плачет, обняв свою мать
Но плачет напрасно, мать не услышит.
Снаряда осколком уложена спать.
Как и сотни других, кто был слаб и невинен
Кто в жизни в ладони не брал автомат.
Кто в обморок падал от запаха крови
Теперь же в кровище багровом лежат.
Что делать с тобой мне, несчастный ребенок.
Русые косы, серы глаза...
Идем покажу, как едят с рук вороны
Ну же, не бойся! На, пожуй сахарка...
Ранами рваными вьются траншеи
Кто ныне жив - дымит самокруткой
Кто уже мертв, молча смотрит на небо.
Колючая проволока, словно щетина
На грубом солдатской усталом лице.
Свинцовые тучи, плитой могильной
Нависли, решаясь вот-вот зареветь.
А поодаль, к лесу, у черной воронки
Девочка плачет, обняв свою мать
Но плачет напрасно, мать не услышит.
Снаряда осколком уложена спать.
Как и сотни других, кто был слаб и невинен
Кто в жизни в ладони не брал автомат.
Кто в обморок падал от запаха крови
Теперь же в кровище багровом лежат.
Что делать с тобой мне, несчастный ребенок.
Русые косы, серы глаза...
Идем покажу, как едят с рук вороны
Ну же, не бойся! На, пожуй сахарка...