Отче мой
Так давно здесь не была. Ставит чайник.
Здравствуй, отче. Вид обычный, усталый.
Что? Сюрприз?
Кассетник дряхлый включает.
Слушай, дочка. Это ты — не узнала?
Не узнала. Это я — малолетка?
Кой мне годик? То ли семь, то ли восемь?
А имелась ли в виду табуретка,
Или я себя сочла слишком взрослой?
Я читаю — наизусть и пребодро,
Но порой слегка сбиваясь и труся,
Про мороз и про дозор воеводы.
Был тогда мороз отделен и вкусен,
Как мороженое в нежных облатках —
Крем-брюле за двадцать, что ли, копеек;
Мёрзнут пальцы в несерьёзных перчатках,
Близок дом: доесть, доесть поскорее —
А не то увидит и заругает,
Запугает колким словом "ангина".
Крем-брюле не хочет таять. Не тает...
Что там дальше? Да, про сосен вершины.
Вот и бор: вельвет лыжни, вата снега,
Суетливость белки. Важность сороки.
Сосны, сосны до алмазного неба —
Балеринисты, стройны, тонконоги.
Термос с чаем — не могу им напиться,
Нет вкусней и слаще отчего чая.
А кому печенье? Зайцам, синицам?..
Что там дальше? Про казну не считаю?
Я считаю. Не хватает, хватает?
(Вот бы тот красивый галстук со скидкой!)
С двадцать третьим февраля поздравляю —
Я пишу на самодельной открытке.
...И потом придёт февраль — молью трачен,
И потом придёт весна-воевода,
И монеты золотых мать-и-мачех
Соберутся для отца.
Годы. Годы...
Что теперь в твоих владеньях, мой отче?
Фотки внуков по столам и по стенам,
Да компьютер — эксклюзив, между прочим:
Блок винтажный, монитор современный;
Подпол банками по горло затарен:
Черноплодки, огурцы... дули с маком.
Седина, сосуды, сердце и старость:
Был да сплыл Ален Делон и гуляка.
Был да сплыл.
Кассета путает даты,
Шебуршит тихонько — рада стараться...
Завари — со зверобоем и мятой.
И живи ещё хотя бы лет двадцать.
