Отче мой

Так давно здесь не была. Ставит чайник.

Здравствуй, отче. Вид обычный, усталый.

Что? Сюрприз?

Кассетник дряхлый включает.

Слушай, дочка. Это ты — не узнала?

 

Не узнала. Это я — малолетка?

Кой мне годик? То ли семь, то ли восемь?

А имелась ли в виду табуретка,

Или я себя сочла слишком взрослой?

 

Я читаю — наизусть и пребодро,

Но порой слегка сбиваясь и труся,

Про мороз и про дозор воеводы.

 

Был тогда мороз отделен и вкусен,

Как мороженое в нежных облатках —

Крем-брюле за двадцать, что ли, копеек;

Мёрзнут пальцы в несерьёзных перчатках,

Близок дом: доесть, доесть поскорее —

 

А не то увидит и заругает,

Запугает колким словом "ангина".

Крем-брюле не хочет таять. Не тает...

 

Что там дальше? Да, про сосен вершины.

 

Вот и бор: вельвет лыжни, вата снега,

Суетливость белки. Важность сороки.

Сосны, сосны до алмазного неба —

Балеринисты, стройны, тонконоги.

 

Термос с чаем — не могу им напиться,

Нет вкусней и слаще отчего чая.

А кому печенье? Зайцам, синицам?..

 

Что там дальше? Про казну не считаю?

 

Я считаю. Не хватает, хватает?

(Вот бы тот красивый галстук со скидкой!)

С двадцать третьим февраля поздравляю —

Я пишу на самодельной открытке.

 

...И потом придёт февраль — молью трачен,

И потом придёт весна-воевода,

И монеты золотых мать-и-мачех

Соберутся для отца.

Годы. Годы...

 

Что теперь в твоих владеньях, мой отче?

Фотки внуков по столам и по стенам,

Да компьютер — эксклюзив, между прочим:

Блок винтажный, монитор современный;

 

Подпол банками по горло затарен:

Черноплодки, огурцы... дули с маком.

Седина, сосуды, сердце и старость:

Был да сплыл Ален Делон и гуляка.

 

Был да сплыл.

Кассета путает даты,

Шебуршит тихонько — рада стараться...

Завари — со зверобоем и мятой.

И живи ещё хотя бы лет двадцать.