Осенняя пастораль.

(рассказ.)

"Не любите мира, ни того, что в мире:

кто любит мир, в том нет любви Отчей..."

(1 Иоанна. Библия.)

 

Ей было больше тридцати: хрупкие плечи, бледное лицо, тонкие руки -

делали похожей на подростка. В толчее автобуса: меж грузных, потных тел и неподъёмных сумок - она казалась странным существом из другого мира.

Как будто обминали её: и ругань, и чертыхания - неизменные вслед за остановкой. Лицо было спокойным, и чёткий профиль - привораживал чистотой линий. Глаза тонули где-то за окном, в сумерках города, в огнях его: то близких - то далёких. Дождь мерно постукивал в стёкла, порывы ветра гнули деревья, время от времени, врываясь в автобус, с мелкими,

холодными брызгами.

Ей почему-то вспомнился февраль, тот - дождливый, осенний.Похороны отца, его дорогое и, ставшее вдруг незнакомым, лицо. Где-то рядом заплакал ребёнок, врываясь в хитросплетение мыслей, образов и звуков. Она повернула голову, но глаза только скользнули не останавливаясь, исполненные - совсем другого.

День был сырым и холодным, ветер безжалостно проникал, казалось, в самую душу. Она не ощущала холода, ставшая им сама - заледеневшая: и внутри, и снаружи. И вдруг тепло... Муж взял её ладони - в свои. Он никогда не был особенно нежен и никогда не говорил слов... Да, связывает -именно это - и помнится это: через годы, обиды, прощания... Как они замёрзли тогда, её руки! Только с живым теплом смогла понять...

На улице совсем стемнело. Люди стали выходить, и новых пассажиров -

почти не было. Свет в салоне казался нарочито ярким, водитель выключил его, оставив только подсветку. Стихли разговоры, люди ушли в себя, - и только лица-маски оставались на страже: застывшие и непроницаемые.

Случайная капелька оживила губы влагой, дохнула нежностью... Улыбнулась... В детстве она ловила их языком, дождь тогда был сладким, лужи - тёплыми. Она залезала в них даже осенью: в сапогах ли, в ботинках... и было столько вопросов... Они так долго не давали покоя: Как это - не было? Как это - не будет? - её? Невозможно было: ни понять, ни, тем более, поверить в это. Но жизнь: бренная и разумная, как ни странно - учила не думать. Стыдно было задавать вопросы, прочтя столько книг, выучив столько правил... И она перестала: спрашивать и искать, так же, как многие другие - пока не пришлось...

Остановка. Бродяга-ветер ворвался в салон, обдавая ледяным холодом.

Под его напором: высокий, гордый тополь - будто споткнувшись, уронил свои ветви. Глухо и тяжело - они ударили в автобус. Очнувшись, испуганно запричитала дремавшая старушка, снова заплакал младенец. Люди, словно ожившие, заговорили все сразу и вразнобой. Тут же вспыхнул спор: правые, что-то доказывали левым - и наоборот. Она не удивилась столь быстрой перемене и не пыталась принять чью-то сторону. ...Страх сталкивает в кучи: страх - и одиночество. Как это было ей знакомо! Любой коллектив, едва образовавшись, моментально делился: на тех и этих, а каждый его субьект - старался заполучить могущественного друга. И если могущественные уже разобраны - просто живую душу, способную сочувствовать и сопереживать. Ей было легче, любовь её грела изнутри, давала ей силы и уверенность. Она не искала поддержки в этих людях, так же, как во всех остальных... не боялась, что не так поймут, осудят...И суда, того: единственного и правомерного - она не боялась. Как это случилось? Отчего так мучительно стало несоответствие: между внешним - тем, что окружает и внутренним - тем, что определяет? Нет, никто не поверит...

Она снова повернулась к окну, автобус был уже в центре города. Огни казались праздничными и волновали. Водитель включил приёмник, в салон ворвалась мелодия - тихая и нежная: "День рождения твой не на праздник похож...из гостей только я и докучливый дождь... " Её ждала круглая дата - скоро, очень скоро. Осень всегда дарила радостью: и поздняя, и дождливая - которая не лжёт, не заискивает... научившая и в

собственные глаза, смотреть открыто и проникновенно. Они с нею похожи... конечно, как сёстры или подруги. И только немного странно на

бледном лице, совсем по-летнему: синим - цвели глаза.

Все дороги когда-то кончаются. Отходить от окна не хотелось, но автобус

свернул влево, и она пошла к выходу. Чей-то взгляд заставил оглянуться и

вдруг: как-то сразу - всё стало ясно. Эти глаза... они смотрели отовсюду: в

детстве - совсем по-отечески, в юности, глядя в них, она опускала ресницы:

звали, молили, любили... В шумном городе, тихий голос её окликал, она бежала им навстречу - теряла и находила вновь. Вот и сейчас - заспешила...

Двери глухо стукнули, распахнулись, и она шагнула: в темень, дождь - легко и бесстрашно, окрыленная своим знанием. Казалось, тьма расступилась и стало светлее. Внешний мир засуетился, тронулся навстречу, будто старый знакомый, путаясь в привычных атрибутах, скрывая за будничностью, робкую интуитивность, неуловимость новизны.

Что-то неотвратимо и постоянно менялось в ней, но что-то оставалось

неизменным - основа, которая связывает, творит...Что же это? Ах да,

конечно: "Любовь никогда не перестает"...