Как я был в роли Харона. часть вторая.

Сидеть без денег случалось не часто, но все-таки довольно регулярно. И не то чтобы я был горьким пьяницей, скорее просто общительным молодым человеком. Развлечений в Союзе было немного, но присутствовало главное и основное, ныне нами почти утраченное - роскошь человеческого общения. А каждый знает, что любая мало-мальская роскошь все-таки требует определённых первоначальных вложений.

Наша комната номер 502 в больничной общаге на улице Забобонова считалась в меру интеллигентной. Именно в меру, без всякой нудной зауми, которая напрочь лишает пьянку легкой искрящейся радости бытия. Я с детства был начитан и мог поддержать беседу на практически любую тему, мои соседи Витя и Володя тоже обладали неоспоримыми достоинствами. Витя - санитар приемного отделения - обладал талантом писать стихи и рисовать на стенах. Всем этим он занимался, когда у нас случались перебои с деньгами, а следовательно со спиртным. Тогда он доставал заветную тетрадочку, садился за наш прожженный окурками стол, закуривал беломорину и погружался в стихотворчество. Стихи у него получались весьма удачные, и я до сих пор помню парочку наизусть. Когда же на Витю находил приступ рисования, он, без лишних размышлений, брал цветные мелки и начинал рисовать прямо на побелке. Самой удачной работой стал портрет женщины размером во всю стену. Женщина, видимо, была голой, но чётко понять это не представлялось возможным. Нагие плечи заканчивались у кромки кровати, а отодвигать койку для продолжения рисунка Витя не стал. Прищурив глаз от назойливого папиросного дыма, живописец одобрительно кивнул сам себе и подписал готическим шрифтом сверху: “Любовь моя - печаль моя”. Что означал сей девиз, и кто эта женщина Витя так и не сказал. А скоро шедевр пришлось уничтожить. Воспитка общаги (да-да, в советские времена в каждой общаге зачем-то существовала должность воспитателя, этакий вариант замполита) заставила Витю расправиться с собственным детищем.

- Но ведь красиво же? Комната сразу приобрела совсем другой вид! И я ведь украсил ее совершенно бесплатно! - возражал художник, ошеломлённый таким бескультурием.

- Ты должен сдать комнату в том виде, в каком ты ее получил. - давила властью воспитка - красивая женщина еврейского типа. Безжалостный ее голос был полон холодной стали, рассекающей все краски эмоций оппонента в ворох валяющихся на грязном полу конфетти.

Витина любовь и печаль буквально превратилась в мелкую известковую пыль, которая покрыла всю нашу скудную мебель и имущество слоем толщиной в полпальца. На месте картины осталась серая грязная стена. Ну и кому от этого, спрашивается, стало лучше? Советский дебилизм.

Витя из нас был самый старший. До больницы он работал водителем троллейбуса, но доктора ему велели уйти от рогатых друзей с морозных улиц по состоянию здоровья. Виктор понял, что отныне его удел - медицина, и поступил в медучилище. Ну а пока учился - подрабатывал санитаром. Походил он на английского актёра Джейсона Стэтхема, если бы тот был брюнетом и хромал на одну ногу. Впрочем, Виктору хромота придавала некий шарм. У него одного из обитателей нашей комнаты ( а может и всего этажа) имелся костюм с галстуком. Слегка подшофе, до синевы выбрит, в костюме с галстуком он любил навещать коллег в приемном отделении. Часто поступали разные бомжи, которых перед лечением требовалось хорошенько отмыть в специальной ванне. Пока коллеги, чертыхаясь, купали хозяйственным мылом малоадекватного клиента, Витя при полном параде находился рядом и давал ценные советы. Бомж думал, что не иначе главврач пожаловал руководить “купанием синего коня” и вёл себя тише.

Ещё одна Витина страсть - вечера для тех кому за тридцать. Он и сам на момент действия данного рассказа достиг этого сакрального возраста, поэтому с полным основанием посещал подобные мероприятия.

- Хочу найти себе бабу с хатой. - объяснял он нам эти визиты в общество престарелых (как нам тогда казалось) женщин. Альфонсом Витя не был, денег на дам тратил не считая. Правда, денег у нас у всех тогда почти не водилось (см. начало данной главы). В итоге, Витя в поиске дамы с хатой не преуспел, может из-за своей любви рисовать на стенах портреты обнажённых женщин. Медицину он бросил после первого курса и уехал учиться под Иркутск на пчеловода.

Недавно нашел его аккаунт в сети, списались. Он таки выучился на пчеловода, но работать им не стал. Вся его биография - это поездки по просторам СНГ в поисках “бабы с хатой”. Последней была некая районная прокурорша, которая затем спилась.

- Что поделать, Вовчик, ну не везёт мне с бабами. Кстати, подскажи мне какое-нибудь средство от импотенции.

Я подсказал, и вдобавок сбросил ему оба его давних стиха, которые помнил наизусть. Стихам Витя обрадовался, так как уже лет тридцать ничего не писал. Профукал человек талант в суете мирской. Так вот бабы губят талант. Эх!