В ожидании чуда
…зная химические свойства классов соединений, можно подбирать уравнения реакций, с помощью которых легко осуществить данные превращения. И превратить урок химии в воздушный замок! Правда, Екатерина? – спросила Елизавета Ивановна.
Катя Новикова, оторвав мечтательный взгляд от окна, улыбнулась чему-то своему, поднялась и пошла к доске. В классе прошелестели смешки. Прозвучавший звонок добавил веселья. Дурачась и смеясь, ученики рванули в коридор школы. Помчались на волю, дробно стуча каблуками.
Елизавета Ивановна подошла к окну. По школьному двору шагал дождь. Шёл размашисто, большими каплями. Не семенил. Под дождём стоял мальчишка и тоже не мелочился. Излучал радость в тридцать два зуба, глазами на пол-лица и большими ушами. На асфальте кривыми буквами было выведено: « КАТЯ + САША = ЛЮБОВЬ».
Радость влюблённого Саши соединилась с каплями дождя и запустила реакцию превращения: Елизавета Ивановна, строгая учительница химии тридцати четырёх лет, улыбнулась, вспомнив, как когда-то в школьном дворе поджидал её такой же лопоухий влюблённый Сашка. И так захотелось увидеться, побродить с ним по улочкам родного городка и… невзначай добрести до тайной скамейки в уголке парка. «Если куплю билет на завтрашний поезд, повидаемся», – загадала, словно девчонка в ожидании чуда. Заторопилась, влилась в гомонящий детский водоворот, спешащий вырваться за пределы школы. Начинались долгие летние каникулы.
Умытый дождём вокзал встретил освежающей прохладой. Ведущими в юность линиями блестели рельсы. Проводница одарила приветливой улыбкой, как бы гарантируя счастье путешественнице. Но храпящий на верхней полке мужик и стойкий запах алкоголя в купе радостное настроение поубавили. Елизавета, задвинув сумку под полку, приоткрыла окно.
Поезд был проходящим. Не задерживаясь на долгих проводах, медленно тронулся. В купе с ветерком влетел запах сирени и оттеснил перегар в угол. Елизавета сбросила каблуки, переоделась в удобные брюки и стала Лизой, с детства обожающей ездить в поездах. Проводница принесла волшебный горячий чай. Лиза достала из пакета домашний пирог с капустой и любовный роман. И, только когда сумерки подкрались к самому изголовью, решила отдаться Морфею. Отложив книгу, закрыла глаза. Стук колёс убаюкивал…
Проснулась Лиза от сильных толчков: поезд, набирая ход, покидал какой-то полустанок. Рассвет, проникая сквозь шторки, освещал купе бледным мягким светом. Богатырский храп мужика не давал уснуть. Лиза взяла полотенце, зубную пасту и вышла из купе.
А возвратившись, столкнулась нос к носу с соседом.
— Лиза! – воскликнул он радостно.
Поезд качнуло, и Лиза полетела к нему в объятья.
— Возмужал. Не узнать, – Лиза поморщилась, отстраняясь. – Но запашок от тебя, Гуров…
— Зато тебя годы ничуть не изменили. Узнаю правильную Голубкину, – улыбнулся Сашка. – Мне вчера попутчик весёлый попался. К тёще ехал на юбилей. Вёз такой коньяк! Не довёз… Жалко, ты его не застала.
— Кого? Попутчика или коньяк?
— И того и другого, – захохотал Сашка, – и, желательно, без хлеба.
— Чур, меня! Мне хватило и одного тебя. Всю ночь храпел за троих, – Лиза присела на свою полку.
— Опять я нарушил твой покой, – Саша сел напротив и заглянул в её васильковые глаза.
В его взгляде было столько нежности. Сердце Лизы забилось чаще.
— Покой нам только снится. У меня в классе такие спиногрызы!
— Так ты учительница?
— Да, преподаю химию. А ты?
— А я лётчик. Перед вами, Елизавета Ивановна, военный лётчик-ас, – похвастался Сашка.
— Лётчик-налётчик, – улыбнулась Лиза. – Выходит, сбылись твои мечты.
— Не все. А ты замужем?
— Была. Но уж года два летаю свободной птицей. А ты? Женат, наверное.
— Увы, служба помешала… и первая любовь.
— Это к Насте, что ли? С которой целовался на выпускном.
— Нет, – ответил Саша серьёзно, – к одной голубке с васильковыми глазами. Ты когда отошла носик припудрить, Настя полезла объясняться в любви и вдруг поцеловала в губы. Хотела, чтобы ты ревновала. Это я потом понял. А тогда увидел, как ты убегаешь, выскочил за тобой во двор: а тебя и след простыл. Домой к тебе ночью идти не осмелился. Мама твоя – суровая женщина. На следующий день проснулся поздно и тоже не пошёл. В общем, когда наконец решился, Нина Павловна сказала, что ты уехала. Куда – не ответила. А я побоялся настаивать. Глупо всё получилось!
— А я тогда проревела два дня. Потом побросала вещички в сумку и уехала к бабуле в деревню. Побродила там по полям-лугам, успокоилась. После учёба, жизнь студенческая закрутила. Время всё лечит. А ты, оказывается, трус, Сашка, – усмехнулась Лиза.
— Из песни слов не выкинешь. Но жизнь закалила. Квалификация лётчик-ас без боевых вылетов не даётся. Волей-неволей страх научишься преодолевать.
— В горячих точках пришлось побывать?
— Пришлось.
— Ну… раз ты теперь таким смелым стал, признавайся: зачем меня за косу дёргал и дразнил «гуль-гуль-курлы»?
— У тебя, когда злилась, брови поднимались домиком. Ты мне нравилась до ужаса! – признался Саша и улыбнулся. – А помнишь, как мы мчались на санках с горы и чуть в сосну не врезались? Если б не большой сугробище на пути, привет родителям!
— Такое разве забудешь! Я от пережитого начала икать, а ты успокаивал меня и веселил, говорил, что мы медведи в снежной берлоге.
— И тогда я первый раз тебя поцеловал. Хотел в щёчку, а попал в ухо.
— А у меня к икоте добавился ещё и звон в ухе.
Оба покатились со смеху…
— А ты помнишь... – начали в один голос.
И захохотали с новой силой…
В купе заглянула заспанная проводница.
— Извините, что прерываю веселье. Ваша станция через полчаса. Стоим ровно пять минут. Прошу не задерживать состав.
Вещи собирали, болтая без умолку. Внезапно страшно захотелось много всего друг другу порассказать. Просто какой-то словесный зуд. Уже стоя у Лизиного подъезда, Саша предложил:
— Давай встретимся вечером. Посидим на нашей тайной скамейке.
— Сегодня никак. Сегодня мамин день.
— Что ж, до завтра. Я зайду за тобой.
— Смотри, мамы не испугайся, – засмеялась Лиза и вошла в подъезд.
Весь день она беспричинно улыбалась и остановиться не могла никакими силами.
— Лизонька, ты, по-моему, влюблена, – сказала мама, подавая дочери на ночь, с детства ею любимый иван-чай.
Расспрашивать дочь деликатно не стала.
Утром Лиза проснулась от пронзительного свиста. Взглянула на часы: всего половина восьмого. Можно ещё понежиться в постели. Но свист повторился. Лиза накинула халат и подошла к окну.
Солнце заливало ослепительным светом все окрестности и дома. На асфальте кривыми буквами белой краской было выведено:
ЛИЗА + САША = ЛЮБОВЬ
Посреди двора стоял Сашка и улыбался в тридцать два зуба, глазами на пол лица и большими ушами. А над ним в голубой выси кружили голуби: белые, сизые, по-кукушечьи пёстрые….
Лиза впопыхах набросила на плечи мамин пуховый платок и выбежала на улицу.
— Гуров, ты чего народ баламутишь спозаранку? – спросила сердито.
— Ничего ты не понимаешь, Елизавета. Я, может быть, всю жизнь мечтал в твоём дворе голубей погонять. Вчера зашёл к Лёньке Лыкову, а у него тут голубятня. Мечты сбываются, Голубкина! А я верил, что мы с тобой когда-нибудь встретимся.
— А я всегда обрывала крылья своей надежде. Марание асфальта – твоя работёнка? По рукам в белой краске, вижу, что твоя. Ты хоть знаешь, скольким Лизам признался сегодня в любви? Только в моём подъезде, кроме меня, живёт ещё Елизавета Васильевна, которой под восемьдесят. Что за ребячество, Гуров! – Лиза свела брови домиком.
— Как же ты мне нравишься, когда сердишься. До ужаса! – засмеялся счастливо Сашка.
Свистнул в три пальца по-мальчишески залихватски, и стая голубей стала спускаться из безоблачной выси всё ниже, ниже… И лишь одна пара белокрылых голубей осталась в воздухе. Кружа в игривых пируэтах, то отдаляясь, то приближаясь друг к другу, они исполняли танец любви.
