Деревенское детство Лёньки. Часть четвёртая
Часть четвертая
Певунья и плясунья Лидка оказалась хороша собой, что еще больше раздражало и злило поселившегося в голове Лёньки бешеного зверька, который жаждал мести любой ценой. Перед сном от бессилья Лёнька скрипел зубами в темном коридоре, где его поселил дед. К деду претензий не было. Деда Лёнька любил и уважал за умение делать своими руками всё.
Костю неугомонный дед переселил в Лёнькину комнату, потому что, как, оказалось, собирался жениться на соседской Аграфене. Но в семье поднялся скандал и, не прожив одного целого дня, Аграфена поспешила убраться к себе за забор к пяти дочерям. Эта трагикомедия случится чуть позже.
Во всех бедах виновата Лидка-разлучница, у которой женских прелестей оказалось в избытке, и на которые польстился безвольный предатель и подкаблучник дядька, столь рано женившись.
Был у молодой жены и недостаток. Куда ж без недостатков?! Старшая на шестнадцать лет сестра Константина и скорая на ярлыки труженица Кланька сразу стала называть Лидку в глаза и за глаза "неделухой". Лидка, существо без нервов, не обижалась и успокаивала Кланьку, что бы та берегла свои нервы, не расстраивалась и всё перемелется.
Ловко вешать ярлыки Клавдия Алексеевна научилась в тревожной молодости, работая вторым секретарем Химкинского райкома комсомола во время сплошной коллективизации. Благополучно провалив в районе раскулачивание, Кланька полгода отсиживалась у дальних родственников в Павшино, пока не утихли страсти по коллективизации и отец председатель колхоза, знавший политическую обстановку в районе, не дал команду вылезать из подполья и возвращаться домой. С комсомольской работой покончено раз и навсегда. Что ни делается всё к лучшему! Первый секретарь Химкинского райкома комсомола, с которым дружно работала Кланька в тридцать седьмом году расстрелян, как враг народа.
С той поры и до самой кончины Лёнькин отец не позволил строить социализм своей жене, умело делая это за двоих. Так и осталась умница и красавица Кланька на всю жизнь домашней хозяйкой при своем муже на долгих шестьдесят совместных лет. Почему вышел запрет отца на любую учебу и работу своей жене, осталось для Лёньки на всю жизнь тайной за семью печатями. И мать, и отец вглухую уходили от этого разговора. Сестра предполагала, что отец был очень ревнив, и не хотел отпускать свою красавицу жену дальше порога. А позже у министерских ответственных работников, проживавших в отдельных ведомственных домах, существовала мода или образ жизни, когда женам не дозволялось работать, а занимались якобы воспитанием детей. В доме, где жил Лёнька негласное правило неукоснительно соблюдалось. Жены занимались домашним хозяйством, воспитание чад под домашнее хозяйство не входило. Детки были предоставлены на воспитание двору.
О Лидкиных деловых качествах стало понятно через пару дней проживания в новой семье. Оказалось, что Лидка готовить не умела, не любила и не делала попыток изменить ситуацию. Полезные и умные советы не слушала. В одно ухо влетело, в другое вылетело. От деревенской работы и работы по дому шарахалась, как черт от ладана! Оказалась, как говорили в деревне, что не годится девка в хозяйстве ни в тёс, ни в овёс, ни подмазывать колёс! Сказалась сладкая жизнь младшей любимой дочери в семье, где с неё сдували пылинки и поливали теплой водичкой, как любимую герань.
Кланька работавшая, как ломовая лошадь, по её собственному любимому выражению, всю свою жизнь считала святой обязанностью домашнюю работу женщины. Лидкино поведение не укладывалось в привычные рамки и раздражало. Кланька после смерти матери оставалась единственной женщиной, на которой лежало хозяйство и практически две семьи, которые надо кормить, поить, обстирывать, содержать в порядке большой дом и огромный огород. Лёнька иногда просил мать: "Ма, покажи бицепсы?"
Мать сгибала правую руку, и Лёнька трогал гладкую шелковую кожу, под которой перекатывались железные мышцы.
- Вот это сила!!!- восхищался Лёнька и мечтал, когда подрастёт накачать такие же.
Лёнька любил мать. Она знала десятки русских красивых романсов и с удовольствием пела, когда её просили удивительным меццо-сопрано. Лёнька с его цепкой памятью романсы выучил назубок ещё в детстве и при случае подпевал. Обожала стихи Есенина, Тютчева и могла читать по памяти часами, в то же время в молодости с друзьями "красными дьяволятами в кумачовых косынках" пыталась срывать Крестный ход на Пасху в Куркинской церкви Иконы Владимирской Божьей матери, шагая впереди процессии с песней "Наш паровоз вперед лети, в Коммуне остановка". За порог церкви, правда, никогда комсомольская безбожная нога не ступала. Кого "комса" боялась? Бога или православных прихожан? Или понимали, где проходит последняя черта, за которой народ снимет с них портки, и покажет, где зимуют раки? Мудрые прихожане не связывались с оголтелыми комсомольцами.
Пять - шесть лет возраст, когда активно происходит открытие и познавание окружающего мира. Лёнька со своими важными житейскими открытиями бежал к матери поделиться, тем, что его удивляло, поражало и восхищало. Однажды, научившись свистеть в четыре пальца, он прибежал домой и стал показывать свой молодецкий посвист.
- Молодец, сынок! Только в доме свистеть нельзя,- посоветовала мать.
- А почему?- удивился Лёнька.
- Деньги высвистишь, и они перестанут водиться в доме!- ответила мать.
Аргумент серьезный. Не поспоришь. Лёнька понимал, что такое деньги и тренировался в молодецком свисте на деревне. Поговорки, пословицы и острые словечки из уст матери текли, как из рога изобилия и оседали на всю жизнь в голове Лёньки.
А, вообще, характер у Лёньки скверный. Ему всегда хотелось сделать наоборот, когда его просили. Сидел в голове какой-то бесенок и нашептывал, науськивал, натравливал сделать всё иначе. Постоянно приходилось Лёньке быть с собой в борьбе и с живучим, ядовитым бесенком, пропади он пропадом! В какой момент он поселился? Когда Лёнька потерял бдительность? А может быть, Лёнька с ним родился?
Отец каждый вечер приносил с работы газеты "Правда" и "Известия" и прочитывал их от корки до корки. Когда Лёнька научился читать, он спрашивал всегда у отца смысл непонятых слов, попадавшихся в книгах и газетах, и отец кратко толковал слова, но в разговоры не вступал.
- Наверное, отец все книги перечитал до того как я родился,- решил для себя Лёнька, и не задавал отцу лишних вопросов, почему он не читает книги, а только газеты.
Лёнькин отец родился в Ижевске в обеспеченной большой семье машиниста паровоза. В семнадцать лет после окончания школы уехал из дома и больше в Ижевске ни разу не показался. Учился в Москве в институте связи, потом в Сталинграде в летном училище, снова в Москве трудился на заводе АМО, откуда в 1936 году был направлен по разнарядке на учебу, в созданную Плановую Академию. В 1939 году закончил Плановую Академию и до войны работал в Госплане СССР. После объявления войны отец, хотя имел двоих малолетних детей и два высших образования, добровольно пошёл в военкомат, настоял и его направили в Архангельское военное училище с ускоренной подготовкой и в декабре уже стоял насмерть со своим батальоном под Тулой, защищая южные рубежи Москвы, где фашисты так и не смогли пробить оборону.
Любят не "за", а "вопреки", к тому же ночная кукушка дневную кукушку обязательно перекукует. Коська не обращал внимания на нападки своей старшей сестрицы. Всё пройдет зимой холодной, мудро рассуждал молодой Коська.
В приданое Лидка получила ручную швейную машинку, что равносильно получить в наследство "Москвич" в пятидесятые годы. В деревне была ручная швейная машинка у матери Юрика Быстрова, муж которой бывший главный инженер 301 завода расстрелян после возвращения из служебной командировки в Германию в 1941 году. Статья "десять лет без права переписки". Единственная в деревне ножная швейная машинка "Зингер" досталась по наследству после смерти Александры Ивановны Коськиной старшей сестре Кланьке.
Лёнька обожал работать ножной педалью и слушать, как ровно стучит машинка, представляя, что это пулемёт и строчит Лёнька по ненавистным фрицам, как Анка-пулеметчица по белогвардейцам.
Оказалось, что у "неделухи" Лидки талант портнихи, а это в деревне ценилось, куда больше, чем готовить вкусную и полезную пищу. К ней потянулись деревенские бабы за советами, помощью и мелким ремонтом одежды. На свадьбу Коська подарил молодой жене с помощью свояка часы "Победа" только, только появившиеся в Москве в продаже. Эти часики светлая и тайная мечта каждого советского человека, в том числе женщины. Даже у Ленькиной матери в ту пору часиков не было.
К первой годовщине Великой Победы 9 мая в 1946 году приурочено создание модели часов под названием "Победа". Это стало значительным событием, поскольку дизайн новых часов утверждал сам Сталин. Около шестидесяти лет осуществляли производство наручных часов "Победа". Мало у какого вида часов существовал такой продолжительный период массового изготовления. Несмотря на то, что разработки часов осуществлялись специалистами в Пензе, в промышленных масштабах часы "Победа" стали делать на Первом Московском часовом заводе.
Лёньке часики понравились, он приметил издалека зорким глазом, что часики нравятся и Лидке. Вскоре у парня созрел дерзкий план сладкой мести ненавистной Лидке и предателю дядьке. Нужно выбрать подходящий момент, когда Лидка снимет часы с руки, потеряет бдительность, развесит уши и оставит часы на видном месте. Такой случай представился. На ловца и зверь бежит, слышал Ленька поговорку.
Лёнька терпеливо, как его любимый кот Васька выследил, когда Лидка будет стирать на улице белье, прихватил в доме часики и решил разбить их вдребезги молотком на колоде, где дед ещё год назад обучил Лёньку искусству выпрямлять гнутые ржавые гвозди, которых он распрямил целое ведро. В деревне каждый гвоздь на вес золота. Молоток в Лёнькиной руке держался так же ловко, как и деревянная сабля, с которой он отчаянно сражался с соседскими Витькой и Женькой Новиковыми, чей отец погиб в самом начале войны.
Парень едва дождался вечера, когда возвратятся с работы дед и Коська. Разбить часы ударом молотка проще пареной репы. Легко, но не эффектно. Хотелось, чтоб в этот торжественный момент восстановления на Земле справедливости услышали крик его оскорбленной и униженной души те, кто легко и простенько поломал счастливое Ленькино детство. Что детство? Поломал жизнь, которой больше не будет никогда, никогда!
В послевоенные годы в "Колхозном доме" каждое воскресенье вечером крутили фильмы про войну. Киномеханика с аппаратурой, по распоряжению Ленькиного деда, привозили из Химок на колхозной лошади. Председатель хорошо понимал, что значит зрелище кинофильмов для полуголодных колхозников. Ребятишки смотрели кино бесплатно, лежа на полу под экраном. Зрители приходили со своими табуретками, скамеек всем не хватало. Фильмы известные: "Сталинградская битва", "Падение Берлина", "Два бойца" и множество других. В ушах Леньки постоянно стояло громогласное "Ураааа!!!!"
Положил впечатлительный паренек замечательные часы "Победа" на деревянную колоду, как на плаху. В руке не дрогнул молоток, только в груди разлилась сладкая истома, и замерло на миг сердце. С истошным криком во всё горло: "За Родину, за Сталина!" ударил по часам так, что стекла брызнули неведомо куда. В деревне разом залаяли собаки, а мститель стремительно удрал от справедливого возмездия по заранее продуманному маршруту, проскользнув через небольшой лаз в заборе, который взрослый не преодолеет и спрятался в сарае у родственников Егоровых.
Лёнька знал, что в сарае одна доска висит на единственном гвозде и можно легко попасть на сеновал. Об этом тайном лежбище не ведала ни одна живая душа. Там в норе на пахучем сеновале, отдающем бренному телу через удивительные запахи живительную силу, Лёнька зализывал раны, когда его незаслуженно обижали близкие. А обижали всегда незаслуженно, считал Лёнька. Через щель в сарае Лёнька наблюдал обстановку вокруг сарая, зная ценность часов, думал про содеянное зло, но нисколько не сожалел. Это был поступок.
Вернулся домой он поздно вечером, когда страсти по часам улеглись и, когда отец приехал из Москвы с работы. Какое последует воздаяние за совершенный поступок, Ленька предполагал и поэтому готов умереть, как партизан не издав ни звука.
Дома сидели за столом хмурый отец, беспокойная мать и старшая на шесть лет сестра с редким именем Галька, которая ехидно улыбалась. В глазах стояло злорадное "так тебе и надо". Сестра с интересом ожидала представления.
В деревне проживало еще несколько Галек, чтобы их не путать были придуманы прозвища: Галька тёти Нюшина, Галька Егориха, Галька Назарова, Галька Ежель, Галька Пчелетка и соседка жена художника Галина Ильинична. Ленькину сестру звали на деревне Галина. Лёнька подчинялся и тоже так её называл, но если она делала что-то не по Лёнькиному, он дразнил на всю деревню: "Галина, дубина, полено, бревно". Драться сестра с ним побаивалась. Лёнька мог врезать, чем попало, что попадёт под руку или, если его схватить мог укусить за руку. Сестра жаловалась матери.
-Разбирайтесь сами,- отмахивалась мать, у которой минуты днём не было свободной.
-Часики ей жалко, а на родного брата наплевать с высокой колокольни,- с ожесточением думал Лёнька, мечтая отомстить предательнице-сестре в скором будущем.
Ленька всегда считал, что сестра находится на особом положении у родителей. Работой по дому и огороду её практически не загружали, хотя она была намного старше Лёньки. Например, воду для полива огорода с шести лет таскал с пруда Лёнька. Грядки полол Лёнька. Картошку окучивал Лёнька. Собирать в лугах щавель для щей обязанность Лёньки. Ходить в лес за шишками для растопки самовара опять Ленька. Мать почему-то всю жизнь считала, что у сестры слабое здоровье. На самом деле та ловко умела притворяться, а была здорова, как лошадь. Справедливостью и не пахло!
В сторонке сидел здоровенный кот Васька, щурил сочувственно зеленые глаза, перебирая усами и шевеля серым хвостом. Васька верный друг. Ложился спать всегда в ногах у Лёньки. Под его мурлыканье Лёнька быстро засыпал.
Все притихли. Произошел первый в жизни отца и сына диалог.
- Часы ты разбил?
- Ну, разбил!
- Зачем?!
- Так надо! Пусть знают!
- Кто?
- Все!!!
- Ложись на лавку,- без эмоций и дальнейших разговоров проговорил отец.
Видавшая виды лавка стояла в переднем углу под иконой Владимирской Божьей матери.
Отец взял, приготовленный заранее валенок и начал лупить по месту, откуда растут ноги. Лёнька готовился, что лупить его будут широким офицерским ремнем, который всегда висел около входной двери. Мать называла его "ременный репетитор", что такое репетитор не поясняла, но Лёнька предполагал, что будет чувствительно, если проехаться по спине или ниже этим кожаным репетитором. Отец на этом ремне правил "опасную бритву".
Боли Лёнька не чувствовал, слёз не было. Отец молча выколачивал дурные мысли из головы, равномерно прохаживаясь по узкой корме, пока мать не отобрала у него валенок.
Было обидно! Жить не хотелось! Первый раз в жизни на Лёньку поднял руку с валенком отец. Мать иногда давала подзатыльники, если попадал под горячую руку.
Лёнька обожал начинку пирогов. Пища Богов! Особенным яством была капуста с мелконарезанным яйцом и зеленым луком. Начинка стояла в кастрюле недалеко от теста, которое месила мать, и Лёнька ухитрялся схватить горсть, получив при этом обязательный подзатыльник тяжелой рукой в муке и тесте, и не лестные эпитеты в свой адрес вдогонку. Это нормально и не обидно.
Отец! Хоть бы ругал, кричал, говорил какие-то слова! Нет, лупцевал молча! Прощения и пощады Лёнька не попросил. Он отрешенно лежал на лавке под иконой и грозил радостно хихикающей сестре кулаком. Лупцовка состоялась в первый и последний раз в Лёнькиной жизни. Но никогда Лёнька не почувствует на своем плече отцовскую руку со словами: "Молодец, сын!" и никогда отец просто не потреплет волосы на голове. Такого не случится. Почему? Где искать ответ? Возможно в раннем детстве отца, но туда можно попасть только в машине времени.
Мстительный бешеный зверёк, сидевший в голове у Лёньки, бесследно и навсегда исчез, сгинул после встречи мягкого места с валеным сапогом. Мстить сестре Лёньке расхотелось. Пусть живёт!
Эпилог
Через месяц Лёнькин отец купил в магазине на улице 25 Октября, ныне Никольская, точно такие же часики за двадцать семь рублей и передал Лидке. А еще через год, когда Лидка родила первую девку Томку, строптивый дед, без всяких разговоров, выселил Ленькину семью из переднего дома, отдав сыну Константину. Дед считал это справедливым. Коммуна коммуне, кому буде, кому не!
Полгода Ленькина семья мыкалась по деревне, снимая "углы" у чужих людей, пока бригада строителей перестраивала конюшню под жилье, а еще через год семья переехала жить в Москву в коммунальную квартиру ведомственного дома на Левом проезде Бутырского хутора.
