АННА 2
То ли всеобщая бедность, то ли бабушкин характер не давали Анне впадать в уныние от скудной еды, от требующих ухода, рождавшихся один за одним ребятишек. И опять Анна, Мария, Елена … Долгожданный мальчик Олэкса отца своего так и не увидел: тот ушёл на заработки в Румынию, да так и не вернулся.
Голод загнал семью моего деда в Трансильванию, край румынских венгров и графа Дракулы. Здесь Анна встречает Глигора Гойю, национальность которого я затрудняюсь определить: мешает известность фамилии. Впрочем, что точность в любовных историях? Был ли Глигор так прекрасен, как Антон? Любила ли его Анна? Как выглядела она сама после четвёртых родов и в период голода? Я не знаю. Это сегодня индустрия моды и тела ставит вопросы внешности во главу гарантий удачи, счастья и самой любви, заставляя и без того закомплексованных мужчин стесняться счастья с той, чьи параметры не соответствуют общепринятым. Кем и кто эти «обще» не знает никто.
Рассуждения мужчин о возможности любить только юную, не тронутую зрелостью женщину продиктованы патологическим страхом перед собственной старостью и физиологическим ощущением близкой кончины. Старение не так страшно для женщины, как для мужчины, ибо созданная созидать она творит тем больше шедевров, чем она опытнее и старше, мужчина, созданный разрушать (та же дефлорация), делает это тем сокрушительнее, чем моложе. Инфанты и маразматики навязывают миру презрение к зрелости и старости и, зомбируя других, в том числе и женщин, уводят их от цели созидания на марофонную дистанцию гонки за молодостью, выхолащивает глубину и сферичность их многообразного эмоционального мира до примитивного желания нравиться даже не мужчине – мальчику.
Вряд ли Глигор и Анна задумывались над философской стороной своих взаимоотношений, но женитьба на женщине с четырьмя погодками, я думаю, и в те времена вызывала пересуды и неодобрение. У них долго не было общих детей. Калейдоскоп исторических событий: обмен территориями Украины и Румынии, приход в Бесарабию Советов, Вторая мировая война, Победа, бендеровцы (после войны Гойи переехали в Станислав центр одной из западноукраинских областей) – не разрушили их семью, сохранили каждого ребёнка. В середине пятидесятых Бог послал им девочку, абсолютную копию Анны, тогда как дети Антона повторяли своего отца, особенно Олэкса, выросший, несмотря на перенесённый голод и военные тяготы, статным и высоколобым. Увидев его впервые в конце пятидесятых, я пришла в невероятный восторг от красоты и силы своего брата, испытав ту самую влюблённость, которой переболевают все девочки, даже не осознавая, что это она самая – первый опыт щемящей радости и трепета. Он привёз на операцию своего отчима, потому что к тому времени моя мама работала операционной сестрой и знала, какие замечательные хирурги практиковали в нашей, тогда ещё районной, больнице. Больной был худым настолько, что напоминал икону «Снятие с креста», висящую в многочисленном иконостасе маминой тёти Феодоры, бывшей замужем за старшим братом моего деда Чарикова Василия Ивановича и вдовствующей после полученной в апреле сорок пятого похоронки. Конечно, моя детская головка не могла ответить на вопрос, как можно любить такого старого сгорбленного дядьку, но с вершины своей пятидесятилетней зрелости я вижу, что счастье Анны заключалось в Глигоре, а не в Антоне, хотя предполагаю, что оркестр и свеча жили в её сердце постоянно. Но что бы с ними было, не явись ей преданный и долженствующий Гойя, спасший свою возлюбленную и самого Антона вовеки веков продлённого в семени своем. Что было ему наградой за это?
