Максим Сухов - Декаданс.
Название: Декаданс.
Автор: Максим Сухов.
Дата написания: 2017-2018.
Аннотация:
Град мыслей вновь обуревает душу...
Град тишины, гармонии он рушит...
Всё, что внутри горело и сияло...
За раз потухло, потускнело тут же...
Оглавление:
1. Исход.
2. Всего лишь тень…
3. Без души.
4. Надевая маску…
5. Анатомия страха.
6. Потерянные Богом.
7. Чёрные лебеди.
8. История одной любви…
9. Свободу обретя…
10. Душегуб.
11. Идёшь — и память ворошит…
12. Поэт и Писатель.
13. Мёртвый город.
14. Кукольник.
15. Живой уголок.
16. Ангел.
17. Убить Ангела.
18. Невольник.
19. Берег жизни.
20. Добро и зло.
21. Старинный дом.
22. Радость наших дней.
23. Всё поменять…
24. Путник.
25. Холод.
Исход.
Бумага, ручка, неверный исход,
Каракули, грязь и нервозность.
Ещё один бедный рваный комок
В мусорном баке. Оплошность.
Фантазии, громкие фразы, мечты.
Реальность, сложность, конкретность.
Осознанный выбор войти в лабиринт,
Навек там закрыться. Нелепость.
Кусочек угля, листок, карандаш,
И вот всё на верном пути.
Замазать, стереть, к чертям сдуть всё то,
Что прежде боялся спасти.
Истории часто началом является
Что-то, что явно не сказка.
Не стоит бросать всё на верном пути,
Ведь в мире всегда есть замазка…
Всего лишь тень...
Новый одинокий день
В пустоте сыпучих фраз.
Я оглядываю тень —
Тень не бросит, не продаст.
Тень — не строгое клеймо
И не образ на стекле,
Обрамлённом серебром.
Это мягкий силуэт.
Тень — пустышка без лица,
Стёрты мелкие черты.
Захочу — она исчезнет.
Я могу её убить.
Лёгким взмахом, улыбаясь,
Не скрывая смеха, враз.
Захочу — она исчезнет,
Заберётся под матрас
Или спрячется за шторкой.
Хоть она и красит день,
Тёмный, пасмурный и горький,
Но она всего лишь тень.
Без души.
Бегу от мира
В думах тёмных.
Подайте пира,
Люд никчёмный!
Я брошу всё:
Друзей, любовь.
Я здесь — осёл
Средь седоков.
Тянуло вниз,
Но я привстал.
Плевать на риск:
Схвачу штурвал,
Тираном стану
Иль сердечным,
Утешу раны
Пьянством вечным,
Покину то,
Что сердцу мило,
Пожгу мостов,
Чтоб всё дымило,
И в пекло брошу
Свои чувства,
И скину ношу
Безрассудства!
И манит так
Дурная даль.
Схожу в кабак,
Сгоню печаль,
Вселю веселье
В чёрствый нрав.
Я рад безделью!
Я — чудак!
Увижу явно
Глаз внутри
О том, как славно
Без души…
Надевая маску...
Мы не жалея унижаем.
Без сожаленья вечно лжём.
В любви таинственной сгорая,
Скрывая мученика стон.
Мы улыбаемся всем в лица,
Но отвернувшись в тот же миг,
С слезой пытаемся всё скрыться,
Стыдясь: «А вдруг услышат крик?»
И каждый в тайне друг от друга
Глазами ищет новых жертв:
«И как солгать да так не грубо,
Чтоб ни ему, ни мне, ни всем?»
Остановитесь на мгновенье
И не спешите вечно лгать,
Ведь вскоре ваше же творенье
Бессовестно всем будет врать.
И скажет: «Ты же был таким же.
Таким же маленьким лжецом!»
А ты сказать лишь только сможешь,
Каким же был тогда глупцом.
Анатомия страха.
Смеркалось, солнце отступало,
Укрылся в тучах небосвод.
Тоскливо, одиноко стало,
Как будто жизни хоровод
Вдруг замер. Затаив дыханье,
Ты смотришь прямо в темноту,
И медленно в твоё сознание,
Разрезав вспышкой пустоту,
Явился страх, и ночь предстала
Живым, кошмарным существом.
Тревога быстро нарастала,
Ты чувствуешь своим яством,
Что кто-то смотрит тебе в спину,
Что кто-то не совсем живой
Плетёт тихонько паутину,
Охотясь за твоей душой…
Потерянные Богом.
Мы хотим быть лучшими,
Но сейчас мы лишние.
Мы хотим быть нужными,
Но ведь души нищие.
Мы хотим быть смелыми,
Но боимся вечности.
За снегами белыми
Таем в бессердечности.
Мы хотим быть добрыми,
Но все мысли грешные.
Лучше быть удобными
Или безмятежными?
Мы хотим чего-нибудь,
Но не знаем сами.
Стоит лишь взглянуть
Рваными сердцами.
Чёрные лебеди.
Чёрные лебеди — редкие птицы,
Пусть их окрас и печален вполне.
Чёрные лебеди, вы — не синицы,
Что улетают к снегам по весне.
Чёрные лебеди — редкие птицы,
Редки и люди, что могут любить.
Чёрные лебеди могут разбиться,
Если партнёра уж не возвратить.
Чёрные лебеди — редкие птицы,
Редки и люди, что сердцем живут.
Чёрные лебеди — вы не синицы,
Что постоянство, увы, не найдут.
Чёрные лебеди, только живите,
Взмахом крыла покрывая поля.
Чёрные лебеди, только летите,
В вас есть любовь и святая земля!
История одной любви...
Он был Сергей, она была Иришкой,
И вот однажды, в суматохе дней,
Они столкнулись… Не набили шишку,
А познакомились – так будет вот верней.
От этой встречи ёкнуло сердечко,
Для них перевернулось всё вокруг!
И незаметно, слово за словечком,
Любовью захлестнуло сразу вдруг!
В прекрасном сне такого не видали!..
И не могли мечтать они о том,
Друг - другу, что любимыми вдруг стали,
И каждый день был счастья полным днём.
Ходили в школу, перемены – вместе,
Минутой счастья каждой дорожа…
Прозвали их – «жених с невестой»,
Но по порядку всё и очень не спеша…
По-моему, весной, как будто в мае,
Когда тепло покрыло зеленью сады,
Беда к Иришке в дом пришла вначале,
И лишь потом взошли любви плоды…
Из школы выйдя в настроении прекрасном,
Весенний воздух с лёгкостью вдохнув,
Не разглядела Ирочка опасность,
С порога сразу под машину вдруг рванув!
Шофёр всё видел и остановился,
И скорость благо, что была невысока,
Но не успел и громко матерился…
Из-под колёс виднелась Иркина рука.
Лежала без движенья и сознание,
От болевого шока потеряв.
Вмиг привлекла всеобщее внимание,
В больницу после этого попав…
Диагноз страшен! Нет, скорей, ужасен!
Машиной было сломано бедро…
Померк весь мир! А был он так прекрасен!
Куда же тебя, Ирочка, несло?!
Дни пролетели и прошли недели,
Лечение в больнице протекло,
Вполне удачно, нет, на самом деле,
Иришке, скажем прямо, повезло!
Срасталось всё, но медленно, конечно,
И двигаться пока что тяжело…
Домой хотелось ей. Как бесконечно
В больнице время медленно текло!..
И вот, свершилось! И она вернулась,
Хотя и в гипсе, но, однако, в дом!
А та беда, что с Ирой приключилась,
Уже казалась давним, страшным сном.
На костылях, но всё ж передвигалась,
Пусть по квартире, на балкон лишь выходя,
Иришка час за часом поправлялась
И очень быстро, время обходя…
Узнали мы не сразу, но узнали,
Что из больницы вышла и домой,
Вернулась Ира из далёкой словно дали,
Пусть в гипсе, но весёлой, озорной!
Ребята навестить её решили,
К ней фруктов, лимонада принести…
С собой они Серёгу прихватили…
Их познакомили… О Господи, прости!
Всё началось так просто, безобидно.
Никто подумать даже и не мог,
Что из обычной встречи, очевидной,
Получится большой любви пирог!
Прошло то время, костыли забыты,
И гипс уже давненько как был снят…
Душевные канавы все закрыты,
Закончились каникулы ребят…
Идти как в школу, так Сергей с Иришкой,
Ну а за ними следом шли гурьбой
Друзей компания, девчонки и мальчишки,
Все веселы, довольны все собой!
А после школы проходили встречи,
Которых не было приятней и милей…
И говорились там безумства полны речи,
Всё о любви! О ней родной, о ней!..
Сергей с Иришкой постоянно были вместе,
Всегда, везде, где можно было быть.
«Жених с невестой, словно в тиле-тесте!» -
Пытались поначалу их дразнить.
Но ничего их вовсе не смущало,
Насмешки, шутки – это всё игра.
Любовь уже взяла своё начало,
А её любовалась детвора!
В «бутылочку» играли и не только,
На грешный, нежный, сладкий поцелуй!
Желание исполнений… Поскольку,
Народу много, сильно не балуй…
И так случалось, что всегда с Иришкой
Сергею получалось быть в игре,
А если зарывался кто-то слишком,
Не нравилось такое детворе…
Все как один, друг – друга защищали,
И как один, все в драку шли гурьбой.
Не понимал кто этого в начале,
То тот недолго был такой герой…
Однажды в школе, где они учились,
К Сергею в уголочке подошли,
И чтоб беда какая не случилась,
Словечек пару «ласковых» нашли:
«Отстань ты лучше от Иришки,
Не твоя она, и нужен ей покой…»;
И старше, вроде, были те мальчишки,
Но вот Сергей отпор им дал простой:
«Давайте выйдем прям на перемене
И все вопросы наши утрясём»;
Договорившись по звонку, они как тени,
На задний двор отправились тайком.
Двоим досталось, но там был и третий,
Который эту кашу заварил…
Неправоту свою он быстро заприметил,
И помощь класса шустро попросил…
Казалось, всё! Теперь уж не отбиться:
Один против пятнадцати ребят!
Но было всё же кем ему прикрыться –
Друзья помочь всегда ведь норовят!
И все мальчишки, все из класса,
Того, в котором был и сам Сергей,
За пять минут накостыляли разом
Той своре припухших наглежей!..
Любовь не прервалась, она осталась,
И с каждым днём была ещё сильней,
Пока беда к ним вдруг не постучалась:
Иришку «понесло» в потоке дней…
Пушистый снег кружится в хороводе
И опускается на землю не спеша.
Пришла зима, как и положено в природе,
Застыло всё, как будто не дыша.
На зимних, на каникулах, на школьных,
В кино пошли компанией большой.
Там разговоров было много разных вольных,
Но обернулось это всё одной бедой…
Так по дороге Ира заявила,
Что краше в целом свете её нет!
И дальше очень сильно так сглупила,
Прокомментировав её друзей ответ…
Сказала, что она - «Гусыня»,
А мы – утята по сравненью с ней,
Свела с ума, видать, её гордыня,
И не поняв ошибки сей…
Сдержаться тут, понятно, невозможно.
Ответил сразу, без задержки ей Сергей:
«Гусыня, крякай, но поосторожней –
Не помани паршивых ты «гусей».
Он развернулся и, не попрощавшись,
Ушёл домой, любовь свою порвав…
Осталась Ирочка, не соло нахлебавшись,
Найдя лишь что-то и сразу потеряв…
Промчалось время, годы пролетели,
Следа любви давно уже той нет…
Да и была ль она на самом деле?
Теперь никто не даст точный ответ…
Свободу обретя.
Ты просыпаешься, встаёшь,
К рассвету взор свой устремляешь;
Свобода, как она важна…
Теперь ты это понимаешь!
Вдохнув её всего глоток
И опьянев от наслаждения,
Ты понимаешь её суть…
Свобода — будто наваждение!
Расправив крылья широко,
Ты к Солнцу, как Икар, взлетаешь!
Красив и лёгок твой полёт…
Икар упал… Ты это знаешь?
Свои ты крылья береги,
Не подлетай к светилу близко:
Сгореть легко в его лучах,
Став струйкой дыма, и без искр!
Своей свободой дорожи!
Храни, лелей её до срока,
Пока любовь вдруг не придёт…
Свобода, знаешь — одинока!..
Душегуб.
Небосвод затянуло вдруг чёрным,
По асфальту размазаны блики.
Умирая в душе понемногу —
Всё как повод себя ненавидеть.
Средь кварталов, теряясь дословно,
Каждый день — это новый экзамен.
Вышибай из души всё, что сможешь,
Всё равно ведь он будет провален.
Ты не встретишь меня среди комнат
И наврятли когда-то узнаешь.
Умирая в душе понемногу,
Разжигал в себе новое пламя.
В нём сгорал безуспешно мой образ,
По ступеням слетая так быстро,
Ведь когда-то мы были знакомы,
А сейчас от нас — лишь единицы…
Идёшь — и память ворошит.
Идёшь — и память ворошит.
Идёшь — и сердце больно колит.
Ты смотришь на чудесный вид;
Не литр крови тут был пролит.
Засмотришься на дом красивый.
Фасад старинный, расписной.
С табличкой мраморной, прибитой,
К стене — горячей в летний зной.
Ты вспомнишь строки старой песни,
Представишь строй седых солдат.
Они идут вперёд — и знают:
В бою с ним будет верный брат.
Проходишь дальше — гул машины,
Ведение, как снег весной.
Растаяло густым туманом и
Скрылось с глаз твоих долой.
Шуршит листва, танцует ветер.
На Волге волны в пляс пойдут,
На город ляжет тёплый вечер,
Воспоминания уйдут.
Лишь малой болью, тихой болью,
В нутре, моей душе людской,
Останется тот строй солдатов,
С тяжёлой, жёсткою судьбой.
Поэт и Писатель.
У дверей на суд последний, страшный,
В ожиданье ада или рая,
Разговор вели неспешный, важный,
Философский спор свой продолжая.
Спор, что издавна меж ними вёлся,
Мыслями, всей жизнью, всей судьбою,
Чтобы смысл жизни в нём нашёлся.
Или примирение с собою?
То поэт с крылатою душою,
И писатель опытный и мудрый,
Думали над жизнью прожитою,
И внимал им ангел златокудрый.
— Размышлял я много лет упорно,
— Говорил писатель оппоненту, —
Смысл бытия хотел постигнуть
И блуждал по тёмным коридорам.
Коридорам страхов и сомнений:
Правильно ль иду, иль заблудился?
И на что сознание дано нам?
В чём искать своё предназначенье?
Путь оно во тьме нам освещает
Или ловит в сеть сомнений цепких?
И понять хочу пред этой дверью,
Для чего являлся в этот мир я.
А ещё — что брать нам за мерило?
В чём измерить правильность поступков?
Тяжкой поступью шагаем мы по жизни,
След последствий тянется к потомкам.
Выслушал его поэт с улыбкой
И тряхнул кудрями залихватски.
— Для чего нам, друг, в матерьях зыбких,
Словно в соре курам, здесь копаться?
На Земле мы дети все Природы,
Так же непосредственны и дерзки,
Чтобы жить и наслаждаться чтобы,
Мы порой жестоки, даже мерзки.
Если не поступки, мысли низки,
Мы эгоистичны и спесивы,
Но, порой, презрев расчёт и риски,
Верх берут души у нас порывы!
Хоть в огонь готовы мы, хоть в воду,
Ради тех, кого всем сердцем любим,
Даже за идею, за свободу
Мы умрём, и потому мы — люди!
Разве это, право, не прекрасно?
Прочь расчёт и логику сухую!
Бог иль дьявол в нас живёт — не ясно.
Жизнь я принимаю лишь такую!
— Вы, поэты, будто бы слепые:
На пути, сметая всё, идёте,
Внутрь себя лишь пристально глядите,
Что вам до разбитых чьих-то судеб?
Кратким наслаждаетесь мгновеньем
И живёте лишь души порывом,
Не трудясь задуматься в сомненьях,
Не боясь гармонию нарушить.
В мире есть порядок свой и стержень,
И на нём всё зиждется — поступки,
Наши мысли, и слова, и чувства,
Прошлое и будущность с судьбою.
— Да, живу, дышу я грудью полной!
Наслаждаюсь, потому я счастлив,
Жизнью, настоящей, пусть нескромной.
Мир вокруг и ярок, и прекрасен!
Счастлив тот, кто ловит мои взгляды,
С кем я говорю, кому внимаю,
Осчастливлю тех, кто будет рядом,
Тех, кого люблю и понимаю!
Что мне суд каких-то там потомков!
Что мне блеск идей пустых, бездушных!
Пусть толпы несётся рокот громкий;
Дела нет мне до ханжей всех скучных!
Я лечу на крыльях вдохновенья,
Рею в неге счастья без обузы,
Всё отбросив, страхи и сомненья,
И со мной восторг и лёгкость музы!
Что мне до судьбы, коль миг прекрасен?
Рок иль фатум — не боюсь расплаты!
Выбор очевиден, прост и ясен —
Я живу сейчас, а не когда-то!
Я творю! Стихи мои чрез время
Чьи-то души приведут в движенье!
Сквозь века бросаю чувств я семя.
Может, в том и есть предназначенье?
Бог меня простит, я это знаю:
Я — его дитя и грешен тоже,
Но с восторгом я ему внимаю,
Что холодной благости дороже.
— Вижу, ты удар достойно держишь,
И не так уж прост, каким казался:
Взял под взгляды твёрдые основы,
Чтобы их не разметало ветром.
Даришь людям счастье ты? Прекрасно!
Просто благодетель благородный!
Походя, сам наслаждаясь жизнью,
Всех ты осчастливил, с кем столкнулся.
А не обуяла ли гордыня,
Коли ты у нас источник счастья?
Может быть, улыбкою весёлой
Ты дитя голодное накормишь?
Может быть, ты просто их не видишь,
Тех, кто сир, убог душой, не телом?
Сколько их влачат судьбу скупую,
Душу их ты пробудить не хочешь?
А не для людей ты пишешь разве,
Что тупой толпой зовёшь ехидно?
Или за людей не всех считаешь,
Ну, тогда ханжа ты самый первый.
— Я толпой зову пустых, послушных,
Особей, что посбивались в стаи,
Растоптать готовых личность, душу,
Тех, кто сами думать перестали.
Те, кто сквозь года идут, как зомби,
С пустотой в сердцах глухих, увядших,
А кто слеп душой, не видит боли
У людей живых и настоящих.
Те, кто счастья не знавал — куда им!
Серы день за днём их жизни мрачной.
Кто замёрз душой и не растает,
Тот любви не знает настоящей.
Ведь для них стихи — лишь только буквы,
Что собой бумагу замарали;
Музыка для них — пустые звуки.
Чувствуют ли боль они? Едва ли.
Счастлив не был — не познаешь горя!
Свет звезды лишь в темноте заметен.
Чувства и душа застынут вскоре.
Что дадут они своим же детям?
— Пусть ты от толпы себя отринул
И вознёс в невиданные выси,
Люди для тебя — туман лишь серый,
И на них ты свысока взираешь.
Стало быть, ты существо их выше:
Сам себя ты приближаешь к Богу.
Это грех, по-моему, немалый,
Но тебе простится, сын природы.
Ведь по недомыслию грешишь ты,
Но достойны памяти потомков,
Кто себя вознёс не от гордыни,
На благих кто помыслах поднялся.
Семя чувств, коль сути не содержит,
А восторг, утехи — лишь пустое,
В коридорах времени завянет,
И тогда предашься ты забвенью.
— Я забвенья не боюсь, ты слышишь?
Угодить потомкам не стараюсь,
Потому — духовно многих выше,
Что казаться лучше не пытаюсь.
Я живу для своего искусства,
Красоту души в слог воплощаю,
Рифмой жаркой распаляю чувства
И сердца глаголом зажигаю.
Пусть сгорю я тоже очень быстро.
Сгинет всё — душа, любовь, сознанье.
Не звездою промелькну, а искрой,
И исчезну в бездне мирозданья.
Я — Творец! И силою таланта
От страстишек отвлекаю лихо
Жулика, развратника и франта,
Призывая думать о великом.
Если б не боролись мы с собою,
Совестью своею век от века,
Были б мы амёбою простою,
Человек бы не был человеком!
— Здесь ты прав, согласен я с тобою:
Цель искусства — мир хоть чуть улучшить
И добро нести в сердца и души,
К совести заснувшей достучавшись.
Что есть совесть? Это божья искра,
То, что с Богом нас соединяет,
И раздуть её пытаться нужно,
Коли не совсем еще затухла.
И в борьбе той никогда не сдамся!
Пусть хоть одного на путь наставлю,
Буду знать, что жил я не напрасно,
Значит, целый мир я сделал лучше.
Целый мир, что уместился в каждом,
В каждом, из живущих во Вселенной!
Мир волшебный, мыслей, чувств, желаний,
Мир мечтаний, грёз — он бесконечен!
Хоть писатель, хоть поэт, но всё же
Мы к одной должны стремиться цели —
Пробудить великое, большое
Человеческое в мелком Человеке!
Замолчали оба ненадолго.
Каждый сонмом чувств обуреваем.
Ясно здесь, что так неважно сколько,
Важно — что потомкам оставляем.
Будто ветерок порхнул над лугом,
Дверь пред ними вдруг приотворилась,
И шагнули оба без испуга
К бездне, что манила и светилась,
К тайне, что покрыта пеленою,
Вечной, мудрой, безвозвратной, ждущей,
Что не познана пока душою
Ни одной из на Земле живущих.
Час пробил решительный и строгий.
Словно две струны, как нити тонких,
Мира два на этом на пороге
Оборвались так легко и звонко…
Мёртвый город.
Собраться с мыслями мне чтобы,
Пройдусь по городу один.
И встретят улиц грязные сугробы,
Заводов смрадный, серый дым.
Здесь не осталось уж природы,
Которая так манит нас с картин.
Вокруг лишь грязные трущобы
И чувство, будто карантин.
Летят тут мимо важные особы,
Машин их чёрных тащит паланкин,
А все вокруг для них — холопы,
Как мухи в миллионе паутин.
Смотрю на все бетонные утробы,
На бесконечность всех этих витрин.
На что спускаем свои годы?
Мы здесь ведь заживо горим!
Нет в этом городе свободы,
Отсюда никуда мы не сбежим.
От этого выплёвываем сгустки злобы
Из чёрных душ своих глубин.
Я сквозь все улицы, натоптанные тропы
Бреду тихонько, одиноко, будто пилигрим.
Идя, готов стереть до крови стопы,
Неторопливо пробиваясь через сотни спин.
Я, на людей смотря, боюсь вдруг стать таким,
Похожим на всех них: они словно амёбы.
Их забирает в рабство похоть, алкоголь и никотин.
Возьми любого, негде на нём будет ставить пробу…
Кукольник.
КУКОЛЬНИК:
Я живу среди кукол в сером волоке дней.
Я ищу своё сердце в глубинах морских.
Среди грусти и тлена холодных морей
По ночам я пишу, чтоб не сгнить от тоски.
Я хочу, что б ты равен мне был, о мой друг!
Но ты смотришь в ответ и лишь видишь творца.
Я устал вырезать из людей своих кукол,
На которых не видно живого лица.
Среди чёрных томов о жестокой любви
Превзошёл я любого слепого старца.
Среди мрачных и мёртвых, погибших людей,
Я король этих игр, нет умелей льстеца.
Доберись же до трупа — не сыщешь костей.
Раскопай же мой гроб — там лишь белый песок.
Всё, что живо во мне — лишь эссенция лжи.
Я ношу свой терново-кровавый венок.
КУКЛА:
Как хорошо, наверное, быть куклой.
Жить без эмоций, чувств и суеты..
Не понимать, что значит слово «больно»
И не метаться от превратностей судьбы.
Поставили б на полку в магазине
С другими в ряд, с фарфоровой душой.
Не проходите, люди, мимо!
Взгляните в безупречный облик мой!
А ты, идя домой с работы,
У яркой вывески свой взгляд останови:
«Фарфоровые куклы и не только!
Скульптуры мастера безумной красоты!»
Купи меня, поставь на тумбу
Рядом с кроватью, где ты сладко спишь.
И просыпаясь томно утром,
Свой взгляд ты от меня не утаишь.
Ты никогда не сделаешь мне больно,
И сердце вдребезги моё не разобьёшь.
Лишь скажешь тихо: «Почему ты — кукла?»,
Оденешься и кофе пить уйдёшь…
Живой уголок.
Там, где могил бессчётные холмы,
Вольготные ветра свободно бродят.
Остатки умирающей зимы
В спокойствии покоя не находят.
Горбатый сторож поправляет крест,
Заменит увядающие розы
И чёрствый хлеб оставшийся доест.
И вытрет навернувшиеся слёзы.
Присядет на скамейку у стола,
О жизни бренной повздыхает тяжко.
У ног его, свернувшись, прилегла
Седая, хромоногая дворняжка.
Года летят, как стаи журавлей,
В высокие темнеющие дали.
Холодный нынче выдался апрель;
К могилам что-то реже приезжали.
А ночью, когда свет поглотит тень,
Свечной огарок снова он запалит:
Ещё один умрёт безликий день.
Его исход он стопкою помянет.
Есть время, чтобы просто покурить
И в тишине послушать шёпот спящих:
Давно он перестал людей делить
На призрачных и настоящих…
Ангел.
Ангел, каким это ветром
Тебя занесло к нам на землю?
Ведь знаешь, тебе здесь не место.
Не выдержишь здесь ни мгновенья!
Ангел, зачем себя губишь?
Скорей улетай! Рассветает!
Ты души людей не разбудишь,
Ведь камень на солнце не тает!
Здесь всё почернело от боли,
Здесь жизнь ничего и не стоит
Здесь души, как камни, а море
От слёз все солёное воет!
Убить и предать — это норма,
А выжить до старости — радость…
О Ангел, нет счастья земного!
Лети! Тебе мало осталось!..
Убить Ангела.
I
Когда неизвестный забылся
И двери на крыше
Той пятиэтажки не запер,
Любители шатких карнизов,
Об этом услышав,
Решили собраться, развлечься.
И ночью капризной,
Что космосом дышит,
Проникли с подъезда —
Куда уж внезапней?
К полуночи ближе
И звёздам навстречу, наверх,
В эту послезакатную вечность.
В уютной, как плед, атмосфере
И ламповом свете Луны —
Необычно багровой —
Один из людей,
Романтичный и пьяный,
Заметил «скульптуру» под тентом.
Там Ангел с изящностью дремлет.
Он вряд ли ответит
Немым и привычным поклоном,
Спокойный и чистый,
Античный, раздетый,
Объятый, как пурпуром небо.
Его обступили
С большим интересом,
Боясь прикоснуться,
Шепчась удивлённо.
И то ли Луна
Так волшебно цвела,
То ли шум из тепла
Сновидения вырвал,
Но люди вдруг вздрогнули —
Ангел надтреснул и,
Будто звездой
В небесах путеводной,
Во тьме белоснежно ожил,
Воссиял, потихоньку расправив
Некрепкие крылья.
— Я чувствую боль.
Она в каждом из вас,
И от этого мне
Невозможно подняться.
Скажите, за что
И зачем вы страдали?
Мне нужно. Мне важно.
Не просто хочу так…
— Мы выпьем с тобою
За жизнь, за тебя и расскажем,
Что тянет на дно нас балластом…
И знаешь, когда-нибудь ты испытаешь
Ту боль безответного,
Прошлого, пошлого чувства…
II
Ещё до восхода,
До пламени Солнца,
До нежного, раннего,
Влажного утра
Все слёзы иссохли
На впалых щеках
Утомлённого Ангела,
Пьяного пыткой.
За миг до луча,
Что тебя обнимает,
Смеётся, теряется
В каменных кудрях,
Фигура из «камня»
Шагнула за край,
Отреклась от добра
И на части разбилась.
Людей потрясённых
И тут же забывших
Просил умоляя уйти
Неизвестный,
А после — рыдал,
Как никто из ушедших,
Жалея об этом
Потерянном миге.
Сегодня, сейчас,
Не забыв запереть своё чудо,
Сказал бы ему я две вещи:
Мир — сложная штука,
И лучшее — близко, внутри,
Ну а главное это увидеть…
Невольник.
Как страшно жить, как страшно умереть.
Я презираю страх, я — вечный его раб.
В глаза не в силах посмотреть:
В них тоже страх, он в них сильней,
Я перед ним никто, я слаб,
Я — раб и слабости своей.
Я — жизни раб, и с ней я не умру,
Цепляясь за предсмертный край,
Я всё пойму и разберу,
Чтоб вновь построить личный рай,
В котором я — и раб, и бог.
Я буду править страхом, сном,
Покинув тот, где этого не смог…
Я там не прав во всём.
Оставив чувства за бортом,
Я жизнь покину, стану всем.
Я растворюсь в себе, потом
Меня не станет, я — фантом,
Я пропаду совсем,
Оставив след во всём…
Берег жизни.
Берег жизни — счастье и надежды,
Разрушаются под натиском людей:
Их эгоистичностью и злом, как прежде,
Бесполезностью и глупостью идей.
Берег жизни разрушают волны,
Волны ненависти, пошлости и тьмы.
Души наши ненасытны, полны,
Полны гордостью, свободы лишены!
Но тот берег, даже от ненастья,
Всё равно залечит рану — брешь,
Ведь всё зло, обиды и напасти
Разрушаются на острове надежд…
Добро и зло.
Добро и зло: как страшный сон,
Как две стихии в мире нашем —
Зажжёт ли Солнце небосклон,
Иль тьма затменьем грянет страшным.
Мы все уверены, что знаем,
Каков на самом деле мир,
Вот только думать забываем
И без победы ставим пир!
Добро и зло — одна монета,
Две стороны, один металл.
Добро и зло — одна планета,
А жизнь людей — всего лишь балл!
Старинный дом.
Старинный дом, хозяином забытый,
Стоит в лесу, тихонько умирая.
Проводит дни, по ставни мхом покрытый,
На иву смотрит, горестно вздыхая.
Он помнит дни, когда в лучах весенних
Цвела сирень, листва вновь распускалась,
И дворик маленький от праздников семейных
Был полон радости. Жаль мало что осталось.
Теперь лишь осень жизнь в него вдыхает
Туманным утром, свежестью манящей,
Прохладным ветром окнами играет,
Порою дразнит летом уходящим…
Дом стар уж стал, забыл былые годы.
В нём поселились холод и унынье.
Лишь старый шкаф в тепло и непогоду
Не позабыл былые дни поныне.
Радость наших дней.
Мы — стражи собственных цепей
В тюрьме живых воспоминаний.
Забыть — вот радость наших дней,
Незнанье легче знаний.
Всё поменять...
Всё поменять — цель, ориентир,
Увидеть тот миг, оставшись живым.
Всё поменять — убрать примитив,
Сменить объектив и найти в себе сил.
Во всех хотят видеть радость и счастье,
Но мир дарит этим людям лишь боль,
И в этом мире и я сам отчасти
Такой же плачевный, циничный урод…
Путник.
Говорили, что музыка путника
Непременно должна быть весёлой,
Только я по дорогам бреду пока,
Всё ищу саундтреки на ссоры.
Говорят, что быть надо терпимей,
Отрешиться от мира былого,
Но на сердце лежит пилигрима
Тяжкий груз бесконечных миноров.
И в пути потому я надолго.
Не ищу доброту в каждом встречном.
От порога иду до порога,
Попрошая постель лишь на вечер.
Скоро ноги мои подустанут.
Я сверну с головной магистрали.
Если там не найдёт дома странник,
То, наверное, его и не станет.
Холод.
I
Как будто в сердце лёд попал.
Осколок небольшой, но острый.
Скребёт мне душу понемногу.
Царапин в ней уже не счесть.
Теперь лишь мне осталось ждать,
Когда закончится дорога,
И, может быть, растает лёд,
И будет жить душа немного
Остатком дней своих усталых,
Меня пытаясь разбудить.
Сейчас кричу безмолвно я,
И слёзы катятся во внутрь,
И жгут они солёным морем
Всё, что осталось от души.
II
Пустой стакан наполнить можно,
В бутылку жидкости налить,
В кастрюлю суп, в казан картошку,
Наполнить солью можно ложку,
Шар можно воздухом надуть,
Чтобы взлетел он в небеса,
И радовал людей сердца.
Вот только лишь не существует
Того, чем можно пустоту
Внутри души заполнить,
Коли душа совсем пуста…
