Ипатьевский дом
ИПАТЬЕВСКИЙ ДОМ
Поэма возмездия
(К 100-летию Уральской Голгофы)
* * *
Жизни сладостной заря.
Самогонку попивали,
Душу чаем согревали.
Всяку сволочь избивали.
Укокошили царя.
Эх,эх! Не зазря.
Жизни сладостной заря.
* * *
Вижу старый Ипатьевский дом,
Как пригорок, бульдозером срытый,
Но, за дымкою дней не забытый,
Он, как раньше, стоит над прудом.
Это здесь в том опасном году
В полутёмном июльском подвале
Гулко выстрелы прозвучали
И, метнувшись, угасли в пруду.
Это здесь – не в трудах, не в бою,
А под стражей, в опале, без славы –
Николай, никакой не Кровавый,
Кончил горькую долю свою.
Вижу старый Ипатьевский дом...
И винтовки взметнулись, сверкая...
Ни царя... ни семьи Николая...
И лишь эхо гремит над прудом...
Пишут: грянул возмездия срок.
Вот ведь, право, соврали неловко.
Никогда бы я целить винтовку
В безоружно-пленённых не смог.
Как же вы-то, родные, смогли?
Как же лживо жилось вам на свете,
Если даже невинные дети
Вас от смертных грехов не спасли?
* * *
(Юровский)
Бандит, укокошник,
Но слава убийце!
Скончался безбожник
В Кремлёвской больнице.
* * *
Я получаю письма от родных,
И закипают в сердце стыд и жалость,
Когда скупой упрёк читаю в них:
«Картошка есть, да не на чем поджарить...»
Россия, звёздокрылая страна,
Взмывающая к высям непокорным!
Неужто и в такие времена
Мы стариков, как надо, не накормим?!
Неужто вековечный их удел –
Лишь хлеб да соль, капуста да картошка?
А кто из них, скажите, не хотел
Повеселее жить, хотя б немножко?..
И я скорей посылку шлю домой,
И, словно снег, бюджет семейный тает.
И спутник, пролетая над страной,
Тревожные сигналы посылает.
* * *
В те годы газеты кричали
О том, что советский народ
Сплошным монолитом из стали
К намеченной цели идет.
Но даже и так, без наитий,
Мы видели с болью вины,
Что фразы о том монолите
Лишь внешним напором сильны.
Уже в кабинетных просторах,
Таких безобидных на вид,
Мужали царьки, из которых
Сплотится иной монолит.
Тот самый, что молотом власти
Гигантскую глыбу – народ
Сначала расколет на части,
А после в песок перетрёт.
И мы, разобщённые бурей
Обманов, нехваток, обид,
Узнаем на собственной шкуре,
Как нужен нам свой монолит.
* * *
Ему вручали ордена,
И звонко лесть ему звучала,
И удивлённая страна,
Понурив голову, молчала.
К чему притворный этот звон,
Зачем неискренние речи,
Когда беда со всех сторон
Легла свинцом на наши плечи?
Когда толпою босяков
По родине гуляют смело
Дела, далекие от слов,
Слова, далекие от дела?..
Очнись!
Стряхни дурман,
страна!
Но сквозь нехватки и печали
Опять звенели ордена
И речи льстивые звучали.
И тяжело из года в год
Копилась в людях молчаливость...
Когда безмолвствует народ –
В литавры
бьёт
несправедливость.
* * *
(Ермаков)
Полдень прогорклый.
Бажов на взгорке.
А левее — Ермаков.
Уж не помню,
кто таков.
* * *
Сатин на зеркальном стекле.
И ветка еловая с шишкой.
И цинковый гроб на столе
С неровно запаянной крышкой.
Мать ходит сама не своя,
Не знает ни сна, ни покоя.
«Сыночек... Кровинка моя...
За что же нам горе такое...» –
Одевшись, в ограду идёт,
Заходит в калитку к соседям.
Там сварщик колхозный живёт,
В прихожей сидит за обедом.
Мать, сердце сжимая рукой,
Ему объясняет нескладно:
«А может, там кто-то чужой?..
Неладно здесь что-то... Неладно...»
И сварщик отводит свой взор,
Обидеть отказом не смеет.
«Когда бы не этот майор...
А впрочем, зайду, как стемнеет...»
Вот скрипнуло к ночи крыльцо,
И пламя трещит голубое.
И мать увидала лицо –
Не сына, а чье-то чужое.
Чужой, сшитый ниткой висок...
На желтом чужом подбородке
Прильнул к волоску волосок...
А так,
по годам,
одногодки...
И сердце замедлило бег.
Нет слез, да и сил уж остатки...
«Пусть прокляты будут вовек,
Кто смерти предал вас, ребятки...»
* * *
Нет нам, уральцам, прощенья.
Видно, характер такой.
Мы не хотим возвращенья
Истинной веры святой.
Мы — воплощённая цепкость,
Мы — затаённая власть.
Нас — пусть не сотня процентов,
Но и не малая часть.
Студит столетняя проседь,
Только, кроваво горя,
Край наш по-прежнему носит
Имя убийцы царя.
Нам возгореться бы свято,
Снова бы выстроить нам
Гневно снесённый когда-то
Екатерининский храм.
В век разгулявшийся, буйный,
Может, важней он всего,
Но на фонтан слабоструйный
Мы променяли его.
Там, где светло и бескровно
Высится храм-на-крови,
Памятный крест и часовню
Мы оскверняли и жгли.
И, как поэт Вознесенский
(Слава, пророку, ему!)
Бюстом, обрубленным зверски,
Храм обозвали мы дерзко,
Видя в нём смертную тьму.
Да! — нам фонтаны отрада,
Вера для нас — маята.
На дух церквей нам не надо,
На дух — мучителей стадо,
На дух — царя и Христа.
Но и Христу не нужны мы
С нашей душой, что тощей,
Чем стародавний Кащей.
То мы жарою палимы,
То мы водою топимы,
То беззащитно ранимы
Тьмою уральских клещей.
А после казни злодейской,
В сотую нашу весну,
Ветер холодный и резкий
Дует во всю ширину
Дует во всю глубину
Области нашей свердловской,
Области нашей шальной,
Так что в напасти чертовской
Даже не пахнет весной.
Летом наставшим не пахнет,
Нету тепла ни шиша.
И по-кащеевски чахнет
Мёртвая наша душа.
Кара? Возмездие? Мщенье?
Это скорее всего...
Нет нам, уральцам, прощенья.
Некому дать нам его.
* * *
Пока мы на митингах кулаками махали,
Деля свободу, венки и венцы.
Вчистую Россию разворовали
Виртуальные наглецы.
И теперь только радостный крик: «Достояние нации –
Лес, нефть, газ!»
Миллиарды с достояния гребут корпорации.
А что для нас?
Что для нас, для простого народа?
Бежать за проезжающим мимо Путиным,
штанишки задрав?
Для нас – только виртуальная свобода,
Свобода от денег, от совести, от элементарных прав.
Вот, слюною давясь, кулаками на США и Европу машем,
Вот глазами сверкаем – всех вас в бараний рог!
А цена – виртуальная – угрозам нашим,
Мир видит наш виртуальный мирок.
Подводки идут на дно, лишь приступив к ученью.
Самолёты и вертолёты камнями падают с небес.
Снаряды рвутся в хранилищах –
старые и новые, без исключенья.
Шутит над нами виртуальный бес.
Президент за столом надоевших встреч
раболепствующих заверяет,
Что наша экономика начинает процветать лучше всех.
А пенсионеры, как бомжи,
по контейнерам мусорным шныряют.
Пенсии виртуальны у них – просто грех!
Да что там пенсии – жизнь становится виртуальной.
То ли живём мы, то ли нет.
Под смешки невидимой компании нахальной.
Под невидимой тяжестью бесчисленных бед.
Да ещё ведь невидимая орда бюрократов добивает!
Их везде – даже в интернете – полно.
На поэтических сайтах пишущий народ поборами обирает
Виртуальное говно.
Чего вы ждёте, виртуальные наглецы?
С позволения сказать – лица?
Ждёте, когда вас уже не сможем послать в такую-то мать?
Ждёте часа,
когда Россия сплошь в виртуальность превратится, —
Так что не сыскать?
Но не думайте, если Бог вертуален, так Он уж не сила.
Только подумаете так, а Его и настанет час!
Будет, как святые отцы утверждали,
православной Россия!
Будет, но уже — без вас!
* * *
Ипатьевский дом...
Ипатьевский дом...
Из сладостной жизни
Выходим с трудом.
* * *
(ЭПИЛОГ)
И всё же на Ганиной Яме,
Где жгли убиенных тела,
Как поросль лесная упрямо,
Российская совесть взошла.
Из чёрных костей недожжённых,
Из царственно-чистых одежд
Взметнулись светло, окрылённо
Небесные храмы надежд.
Они переждали ненастья
И вот, чтобы нам послужить,
Земные кровавые страсти
Готовы собой заслонить.
Приблизят небесные выси
Воистину сладостный час.
Но это сегодня зависит
Единственно только от нас.
* * *
ПРИЛОЖЕНИЕ ПЕРВОЕ
«ГЕРОИ» УРАЛЬСКОЙ ГОЛГОФЫ
Ленин Владимир Ильич
Свердлов Яков Михайлович
Большевики — ленинцы-сталинцы-хрущёвцы и т.п.
Члены Президиума Уральского областного совета:
Белобородов, Александр Георгиевич — 8 февраля 1938 года военной коллегией Верховного суда СССР приговорён к расстрелу, на следующий день расстрелян.
Голощёкин, Филипп Исаевич 15 октября 1939 года арестован, 28 октября 1941 года расстрелян.
Дидковский, Борис Владимирович 3 августа 1937 г. приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР
к расстрелу как активный участник антисоветской террористической организации правых на Урале.
Сафаров, Георгий Иванович — В 30-е годы вновь исключён из партии, неоднократно арестовывался.
В 1942 году расстрелян.
Толмачёв, Николай Гурьевич — в 1919 году в бою с войсками генерала Н. Н. Юденича близ Луги сражался, находясь в окружении; чтобы не попасть в плен, застрелился.
Непосредственные исполнители:
Юровский, Яков Михайлович — умер в 1938 году в Кремлевской больнице.
Никулин, Григорий Петрович (помощник Юровского) — пережил чистку, оставил воспоминания (запись Радиокомитета 12 мая 1964 года).
Ермаков, Пётр Захарович — в 1934 году ушёл на пенсию, пережил чистку.
Медведев (Кудрин), Михаил Александрович — пережил чистку, перед смертью оставил подробные воспоминания о событиях (декабрь 1963 года). Умер 13 января 1964 года.
Медведев, Павел Спиридонович — 11 февраля 1919 года был арестован агентом белогвардейского уголовного розыска С. И. Алексеевым. Умер в тюрьме 12 марта 1919 года.
7.07.18 г.,
Рождество Иоанна Предтечи
* * *
ПРИЛОЖЕНИЕ ВТОРОЕ
В РПЦ вновь высказались за переименование улиц, названных в честь участников Октябрьской революции. Кроме того, там предложили сменить и название Свердловской области на «исконное». Заявление сделал глава синодального Отдела внешних церковных связей митрополит Иларион.
Он заявил, что в названиях городов и областей увековечены имена террористов.
«Мы сейчас боремся с терроризмом, мы говорим о вреде терроризма, мы говорим о вреде террористической идеологии, а почему-то наши улицы, города, площади, области до сих пор носят имена тех террористов, которые пришли к власти при помощи немцев в 1917 году. Я думаю, что когда-то все-таки надо было бы с этим покончить», — сказал он в программе «Церковь и мир».
Кроме того, Иларион предложил изменить название Свердловской области, где с визитом в честь «царских дней» находится патриарх Кирилл.
«Если город получил свое исконное название Екатеринбург, то и область должна была бы называться Екатеринбургской».
* Понятно, для многих светских СМИ Русская Православная Церковь, основа основ нашей жизни, — пока ещё скрежещуее РПЦ. Потому и улицы названы в честь большевиков-террористов и область — Свердловская — в честь главного организатора Уральской Голгофы.
18.07.18 г.,
Перенесение мощей святителя Филиппа,
митрополита Московского, всея России чудотворца
