Гавриил говорит...
Гавриил говорит - в волосах его рдеет медь,
"Я с дороги слегка утомился, хочу присесть"
солнце вышло в зенит, обжигая земную твердь,
небо стало кровавым - едва ли благая весть...
Гавриил говорит, Нэнси слушает, стынет чай,
"Скоро все вы умрёте, песок заструился вниз,
просто слушай, дитя, и ни слова не отвечай,
рая нет. проживи же по-райски земную жизнь.
Ты ведь женщина, мир твой, завёрнутый в простыню,
перетянутый тонким шнуром, облачённый в свет,
заключается в скуле небритой, "молюсь", "люблю",
прерывается в точке, где вместо постели - плед."
Гавриил говорит, крыльям тесно в коробке стен,
тело просится вниз, но парит, не касаясь пола,
Нэнси, думаешь, нет ничего страшнее измен?
наводнения, войны, голод... вирус Эбола.
говоришь, нет печальней повинности - отпускать,
и лежать на своей половине, мотая плёнку,
что ж, всё это гораздо трагичней, чем горе-мать,
задушившая в пьяном бреду своего ребёнка.
Гавриил говорит - его голос слегка дрожит,
что бывает страшнее, чем, помня о ком-то, плакать?
а страшнее, родная, хотеть и стремиться жить,
но в итоге - в стерильной палате сдыхать от рака.
"Хочешь, Нэнси - молись",- закурив, говорит Гавриил,
Я не дам тебе слово, что чудо с тобой случится,
Бог не любит вас больше - он сам мне так говорил.
От молитв ваших, милая, Господу слаще спится.
"Я с дороги слегка утомился, хочу присесть"
солнце вышло в зенит, обжигая земную твердь,
небо стало кровавым - едва ли благая весть...
Гавриил говорит, Нэнси слушает, стынет чай,
"Скоро все вы умрёте, песок заструился вниз,
просто слушай, дитя, и ни слова не отвечай,
рая нет. проживи же по-райски земную жизнь.
Ты ведь женщина, мир твой, завёрнутый в простыню,
перетянутый тонким шнуром, облачённый в свет,
заключается в скуле небритой, "молюсь", "люблю",
прерывается в точке, где вместо постели - плед."
Гавриил говорит, крыльям тесно в коробке стен,
тело просится вниз, но парит, не касаясь пола,
Нэнси, думаешь, нет ничего страшнее измен?
наводнения, войны, голод... вирус Эбола.
говоришь, нет печальней повинности - отпускать,
и лежать на своей половине, мотая плёнку,
что ж, всё это гораздо трагичней, чем горе-мать,
задушившая в пьяном бреду своего ребёнка.
Гавриил говорит - его голос слегка дрожит,
что бывает страшнее, чем, помня о ком-то, плакать?
а страшнее, родная, хотеть и стремиться жить,
но в итоге - в стерильной палате сдыхать от рака.
"Хочешь, Нэнси - молись",- закурив, говорит Гавриил,
Я не дам тебе слово, что чудо с тобой случится,
Бог не любит вас больше - он сам мне так говорил.
От молитв ваших, милая, Господу слаще спится.