Экзистенциальное

Ты в тунике льняной, босая, бредёшь вдоль кромки

равнодушного моря, обиды надёжно скомкав

в преисподней души, сокрытой густой вуалью.

А глаза хороши: в них свет не простой – сакральный.

А на что обижаться? На взбалмошный ветер с юга,

на остывшую страсть, сгоревшую словно уголь,

на молчание Бога, на волн непорочный шелест,

на движения рук, неуклюжих, как крылья мельниц?

 

Галька режет ступни, но остро под диафрагмой.

С виду все хорошо, легко и спокойно как бы –

и уверенность плеч, и чеканная чёткость слова,

но порог болевой, похоже, безбожно сломан.

Дело вовсе не в том, что нет больше зла и злости

на придурков и дур, кривлявшихся на погосте,

на хозяев судеб, дразнивших чужие нервы,

на последних в строю, что в спины толкали первых…

 

Дело даже не в том, что больше не сесть в шпагате,

что по скромным счетам никто за тебя не платит,

что детей не рожать в преддверье сезона внуков,

и уже не прослыть ни стервой, ни просто сукой…

Опостылел будильник. Давно ненавистны риски,

из буфета исчезли ром и медовый виски,

глючит новый глюкометр, как старый /проклятый сахар!/,

а до мата всего лишь шаг от сплошного шаха.

 

Но кураж откровений пока еще не растерян –

и Пьяццолла заводит, и радует глаз Растрелли,

а на тумбочке в спальне по-прежнему жив Довлатов

между хмурой Толстой и воспевшим апрель Булатом.

Терракотовым солнцем взошёл незнакомый возраст,

на размер повзрослели платья, поникнув ростом.

Но пока ещё пульс – в унисон колокольным всплескам,

Show must go on: от классики до бурлеска…

 

*фото из интернета