Экзистенциальное
Ты в тунике льняной, босая, бредёшь вдоль кромки
равнодушного моря, обиды надёжно скомкав
в преисподней души, сокрытой густой вуалью.
А глаза хороши: в них свет не простой – сакральный.
А на что обижаться? На взбалмошный ветер с юга,
на остывшую страсть, сгоревшую словно уголь,
на молчание Бога, на волн непорочный шелест,
на движения рук, неуклюжих, как крылья мельниц?
Галька режет ступни, но остро под диафрагмой.
С виду все хорошо, легко и спокойно как бы –
и уверенность плеч, и чеканная чёткость слова,
но порог болевой, похоже, безбожно сломан.
Дело вовсе не в том, что нет больше зла и злости
на придурков и дур, кривлявшихся на погосте,
на хозяев судеб, дразнивших чужие нервы,
на последних в строю, что в спины толкали первых…
Дело даже не в том, что больше не сесть в шпагате,
что по скромным счетам никто за тебя не платит,
что детей не рожать в преддверье сезона внуков,
и уже не прослыть ни стервой, ни просто сукой…
Опостылел будильник. Давно ненавистны риски,
из буфета исчезли ром и медовый виски,
глючит новый глюкометр, как старый /проклятый сахар!/,
а до мата всего лишь шаг от сплошного шаха.
Но кураж откровений пока еще не растерян –
и Пьяццолла заводит, и радует глаз Растрелли,
а на тумбочке в спальне по-прежнему жив Довлатов
между хмурой Толстой и воспевшим апрель Булатом.
Терракотовым солнцем взошёл незнакомый возраст,
на размер повзрослели платья, поникнув ростом.
Но пока ещё пульс – в унисон колокольным всплескам,
Show must go on: от классики до бурлеска…
*фото из интернета
