Тогда я еще не знала , что моя жизнь будет не единственной и не последней на этой Земле. Я родилась в тысяча четыреста семьдесят седьмом году , в Северной Италии, в Милане. Правил в те годы Миланским герцогством, которое находилось в составе Священной Римской империи, герцог Лодовико Сфорца. Отец мой нажил богатство, правильно размещал его и стремился к роскоши. Несмотря на довольно приличное положение в купеческой среде, его стремление сблизиться с дворянством было порою безрассудным.. Впрочем, не только у моего отца. Высшей почестью для гражданина герцогства было возведение его в рыцари и право владеть рыцарским гербом. Меня учили аристократическим манерам, соблюдая все принципы дворянского воспитания. Благородство в те далекие времена зависело не от происхождения, а от достоинства личности, доблести человека, в служении своему профессиональному долгу. Человека оценивали по его поступкам, образу жизни, поведению. В той жизни я была мальчиком, поэтому дальше буду вести свое повествование от имени Макарио Марчеллини - так звали меня. Все мое детство прошло в строгости. Я познавал науки, увлекался философией, но главное, чего хотела моя матушка - видеть меня великим музыкантом. В свои восемнадцать я уже служил в театре и был счастливым человеком. Если бы тогда я мог знать, что стану хранителем вечной тайны, вокруг которой уже пять веков подряд мир ломает голову, что мне предстоит родиться еще раз, чтобы пролить свет Истины.

Имея врожденное уважение к церковным служителям и всей религиозной системе в целом, я нередко заходил в церковь Санта-Мария-делле-Грацие, монастыря доминиканского Ордена в центре Милана и расположенную не так уж далеко от театра. Это удивительное совершенное архитектурное творение Донато Броманте - здание, построенное в стиле поздней готики из красного кирпича с огромным куполом. Фасад облицован небольшими плитами из светлого мрамора. На кирпичной стене фасада изображен герб семейства Сфорца, а на подвратном медальоне изображен сам Лодовико с супругой рукою мастера Леонардо да Винчи. В росписи стен сценами из библейской жизни внутри строения принимали участие лучшие художники герцогства. Я порой часами, не отрывая взгляда, любовался великолепием внутренних убранств церкви.

Однажды мне поступило предложение петь в церковном хоре и я с большим удовольствием на него откликнулся. Для меня это была большая честь. Певчие в церкви считаются подражателями ангелов, ведь первыми начали петь Богу в хоре именно ангелы. Исполняя партии, я проникался возвышенными стремлениями, поднимался выше будничных забот, невольно задумывался о том, как близко рядом с нами удивительное и как обыденные вещи могут оказаться на самом деле глубокими и по-настоящему чудесными. У меня был хороший альт, а это при необходимости и приличное сопрано и какой-никакой тенор. У альтов громадный диапазон. Спеть я мог практически всё и иногда даже чувствовал спиною зависть коллег и их боязнь, что я отниму у них небольшие заработки. Но я пел не за плату. Я пел во Славу Богу. Еще говорят, что альт- это судьба, и я сам тайно верил в то, что голос мой принадлежит не мне, а Богу. Я пел и чувствовал себя одухотворенным.

После очередного богослужения ко мне подошел мужчина лет сорока-сорока пяти, приятной внешности, красиво одетый и очень элегантный. Его лицо располагало с первой секунды. У него был высокий лоб мыслителя, серьёзный, внимательный и пристальный взгляд.

- Бонджорно. Меня зовут Леонардо. - протягивая мне сильную руку, мягким баритоном представился этот удивительный, притягивающий к себе душой, человек, - Я художник. Позвольте мне просить Вас позировать в мастерской. Много дней к ряду я искал натурщика, но эти старания не увенчались успехом. В Вас же я увидел совершенный образ Христа и упустить этот шанс я не могу, не имею права.

И это был сам Леонардо да Винчи. Да, да, Маэстро Леонардо да Винчи! С немым восторгом я смотрел на него и понимал, что такая встреча бывает только один раз в жизни.

- Макарио Марчеллини,- я старался в ответ подражать его ровному спокойному голосу.

Мастерская, она же трапезная монахов, находилась немного в стороне от главного зала и жила в ожидании окончания работы маэстро, где на задней стене его рукою расписывалась огромная фреска. Роспись эта была заказана Леонардо его патроном, герцогом Лодовико Сфорца и его супругой Беатриче д’Эсте в тысяча четыреста девяносто пятом году. Когда мы вошли в трапезную, я увидел нечто совершенно непохожее на росписи подобного рода. Картины на узкой стене, противоположной входу, как будто бы совсем и не было. Видно было небольшое возвышение, а над ним потолок с поперечными балками и стены, образующие живописное продолжение реального пространства трапезной. На этом возвышении, замыкавшемся тремя окнами с видом на горный пейзаж, был изображен стол — точно такой же, как и другие столы в монашеской трапезной. Стол этот покрыт такой же скатертью с простым тканым узором, какими покрыты столы монахов. На нем стоит такая же посуда, как и на других столах. Христос и двенадцать апостолов сидят на этом возвышении, замыкая четырехугольником столы монахов, и как бы вместе с ними справляют свою вечерю.

-Третий месяц работаю над картиной. - обращаясь ко мне, пояснил художник. Моя работа имеет для меня огромную ценность, потому что это не просто картина, это прежде всего научный эксперимент. Я произвел множество математических расчетов, в поисках идеальных пропорций, провел много времени в поисках цветовой гаммы и даже музыки. Одна неточная линия или неправильно положенный мазок кисти, могут привести к нарушению гармонии всего этого большого организма. В натуральности образов - заслуга пропорции. Пропорция - Божественный пятый элемент, который объединяет остальные и является условием гармонии целого. Это сущность жизни. Перед Вами " Тайная вечеря" - последний пасхальный ужин Иисуса Христа с его учениками, двенадцатью апостолами, накануне его ареста римлянами в Иерусалиме. Я выбрал для изображения момент, когда Христос произнес роковые слова: «Один из вас предаст меня». Слова эти стали полной неожиданностью для всех учеников и поразили каждого в самое сердце, потому что предвещали гибель их учителя. А для Иуды слова эти были поистине чудом Господним, потому что Спаситель прочел его мысли. И даже после этого Иуда не поверил, что Иисус Христос действительно Сын Божий и предал его..... за тридцать сребренников.

Леонардо говорил это, фактически не проявляя эмоций, характерных для обычных людей, сохраняя удивительно ровное настроение, и мне даже казалось, что он равнодушен к добру и злу в человеческом смысле. В этом великом флорентийце я видел как бы две личности. Одна — дружелюбная, а другая — невероятно скрытная, никому не известная.

-Первое предназначение человека в мире, продолжал он,– научиться любить и принимать себя безусловно, так как и Бога. Любовь побеждает ненависть и обретает сердца. Это главное в учении Иисуса Христа. Да что я Вам рассказываю, -сказал, Леонардо, - Вы ведь и без меня знаете все. Мне кажется, что в восемнадцать лет люди знают все. Мне же, в моем возрасте, кажется,- чем дольше я живу, тем меньше знаю. Но одно я знаю точно и всегда - в Бога нужно просто верить и тогда Божественное снизойдет к вам. Говоря о Боге, я не имею ввиду церковников, прошу Вас разделять эти два понятия. Сделав паузу, он продолжил: - Как видите, я написал уже всех персонажей, осталось только написать Иисуса Христа и Иуду. Иуду как олицетворение лжи, подлости и коварства, Христа - как воплощение истины, добра и красоты. Вы готовы друг мой?

Взгляд художника стал пристальным и он полностью погрузился в сотворение образа. Я сидел неподвижно, но старался вести себя естественно и непринужденно, понимая насколько важна моя миссия. Быстрыми, мягкими движениями маэстро наносил четкие, точные мазки, транслируя свои мысли и чувства на холст. Спустя непродолжительное время Лик материализовался. Иисус на картине был точно живой.

-Эта картина проживет недолго, с сожалением вздохнул мастер, не отрывая глаз от своего творения. Она в скором времени разрушится, но потом будет возрождаться еще и еще, - рассуждал Леонардо, - как будто писал ей сопроводительный документ на долгую и загадочную жизнь. - Я оставил здесь немало загадок и тайн, над которыми люди веками будут ломать голову.

-Эта картина будет жить вечно, потому что все, что связано с именем Бога никуда и никогда не исчезает, продолжил я.

Мы расстались в состоянии глубокого чувства радости и удовольствия от проделанной работы и осознания факта приятного знакомства. Я пожелал мастеру как можно скорее найти натурщика для образа Иуды и закончить работу.

Шли месяцы, годы. После того как я побывал в мастерской, работа остановилась. В городе шли разговоры о том, что известный художник часто появляется в местах большого скопления народа и пристально вглядывается в лица. Иногда своим поведением вызывает у людей удивление и даже возмущение.

- Неужели Леонардо так и не нашел модель для написания образа Иуды? - думал я. (В наше время бытует мнение, что Леонардо , спустя три года, с меня написал образ Иуды. Возможно в двадцать один год я выглядел эдаким злодеем, но оспаривать не стану, лучше расскажу, как было на самом деле.)

Прошло три года с момента моего знакомства с Маэстро. После очередного богослужения я обратил внимание, что в трапезной горят осветительные лампы. В надежде встретить своего знакомого, я заглянул в дверь и стал свидетелем одной пренеприятнейшей сцены: настоятель монастыря требовал, чтобы Леонардо как можно быстрее закончил работу, в противном же случае, он будет вынужден пожаловаться герцогу и найти другого художника. Леонардо имея крутой нрав, немедленно ответил:

- Если вы не оставите меня в покое, я тот час же напишу образ Иуды с Вас, чем поверг настоятеля в гнев.

Я дождался когда мастер останется один и вошел в трапезную.

- Макарио, друг мой, я так рад Вас видеть! Прошу... - Леонардо был явно взволнован встречей с настоятелем. Понимая, что я невольно слышал разговор, продолжил:

- Нет, он думает, что я не могу написать Иуду. Смешно. - Ровным тоном произнес Леонардо. - Я могу это сделать в течение пяти минут. Открою Вам секрет, друг мой, Вашей чистой душе и доброму сердцу.

Я не готов был с порога услышать столь явные откровения Маэстро и мне на секунду показалось, что он шутит со мной, как с мальчишкой. Закрывая плотно тяжелую дубовую дверь на засов, он продолжал:

-Возможно это моя последняя работа в церкви. Я не нахожусь под покровительством церкви и один только Бог знает, где я буду завтра, - тихо, почти шепотом и таинственно звучал его голос, больше философа, чем художника. - Я изобрел эмаль с удивительными свойствами, она имеет специальные добавки, которые обеспечивают ей надежную защиту, она не разрушается, не поддается распаду ни при каких температурных режимах, то есть - не пропадает. Она вечная. Она совершенная! Еще более бесценная особенность этой эмали в том, что она невидимая. Эмалью я напишу на этой фреске самую главную истину человечества, которую постиг мой разум, и истина эта - плод времени. Он на секунду замолчал и тут же продолжил, - Мне почему-то кажется, что Вы меня поймете. - И произнес эту фразу, с какой-то затаенной надеждой, что меня очень удивило. О, как я был огорчен, признаюсь честно, тем что не совсем понимал, скажу больше - совсем не понимал, зачем нужна такая эмаль, которую никто никогда не увидит и не прочтет самое сокровенное.

- Так вот эмаль эта готова,- продолжал маэстро,- но для закрепления ее чудесных свойств она выдерживается при определенных условиях три года. Поэтому я не мог завершить картину. У меня осталось всего три дня, всего три дня и эмаль будет готова. Но как бы мне не помешал настоятель монастыря в этом.

Мы выработали план, и я немедленно отправился в театр. Гримерша была настоящим профессионалом в области перевоплощения, она старательно работала над образом Иуды Искариота три часа к ряду, прорабатывая каждую, даже самую мелкую деталь. Будучи человеком очень верующим, она старалась как можно ярче раскрыть все темные стороны его души, вытащив их наружу. Глядя на себя в зеркало я видел лукавое, злое, хитрое, с крючковатым носом лицо… Я даже стал забывать, какой я есть на самом деле и мне стало немного жутко от своего вида.

По уговору с Леонардо, он найдет меня в сточной канаве, ровно в 10 вечера, нарочно пригласив с собою двух приближенных к настоятелю монахов выйти с ним вечером на улицу, прогуляться. Я лежал лицом вниз и громко ругался бранными словами, чтобы меня было слышно проходящим мимо. Я изображал пьяницу, человека принадлежавшего низшему сословию, одежда моя была грязной и рваной. Когда монахи поставили меня на ноги, Маэстро очень артистично произнес, осматривая меня с головы до ног: - Так это то , что я ищу уже три года! У меня нет времени делать эскизы, немедленно ведите его в мастерскую!

Нам нужно было продержаться три дня. Настоятель, увидев опустившегося бродягу в мастерской, поверил в то, что Леонардо наконец нашел натурщика и оставил его в покое. И три дня мы делали вид, что Маэстро пишет с меня образ Иуды. На самом деле на картине появился образ, отличный от моего грима кардинально. И вот настал тот самый час, когда только осталось эмалью нанести на картину знаки, которые сделают ее бессмертной и откроют главную тайну человечества. В силу своей врожденной скромности я не смел и намекнуть Маэстро, что не понимаю как можно передать знания, если они останутся невидимыми на этой фреске. Взгляд Леонардо стал острым, как грань между прошлым и будущим. Я понимал значимость исторического момента. но не понимал сути и от этого я просто мучился.

Первый мазок эмали засверкал великолепием на фреске , так как будто радуга сияла над образом Христа.

-Маэстро, я вижу эмаль!- с большим сожалением сказал я. От огорчения закрыв глаза руками, чтобы не видеть как расстроится Леонардо. Ведь он потратил на эту работу три года! Три года он терпел неудовольствие настоятеля монастыря, монахов, которым не нравилось, что работа в трапезной затянулась так надолго, эту работу ждет Герцог. Как жаль. Я старался помочь Леонардо, но все было пустым.

-Этого не может быть,- услышал я голос Маэстро . Я Вам не верю, я не верю Вам!- он кричал и смеялся. Не находя объяснения поведению Маэстро, я пришел в полное недоумение. Опустив руки я произнес: - Вижу, Маэстро, верьте мне. Я честен с Вами. Эмаль несовершенна.

Он работал кистью , как будто мои слова его вовсе не интересовали. И самая главная истина человечества озарила мой разум.

-Я проверял чудодейственные свойства эмали три года, - сказал Маэстро. Делая вид, что ищу человека, похожего на Иуду, я бродил по городу и на моем лице всегда была эмаль. Я надоедливо мелькал перед лицами толпы, заходил в различные религиозные и культурные учреждения, задевал прохожих, чтобы меня заметили, я старался как можно чаще бывать там, где многолюдно, я вглядывался в тысячи и тысячи глаз, но эмаль на моем лице никто никогда не заметил, я это знаю точно, потому что она радужным светом отражается в глазах тех, кто ее видит. -Эмаль совершенна,- произнес Леонардо, глядя мне в глаза. - Она совершенна!!! И его сильный и счастливый голос прозвучал как церковный колокол. - А видят ее только те, кто ...

Меня разбудил телефон.

 

Спустя пятьсот лет я смотрела на фреску и думала:- Как она изменилась с тех пор. Интересно, какой она будет еще через пятьсот лет, хотя, какая разница, эмаль ведь не пропадает, она совершенна.

 

 

Иллюстрация из интернета.

Леонардо да Винчи

Тайная вечеря. 1495—1498

Ultima cena

460 ; 880 см

Санта-Мария-делле-Грацие, Милан