1.

Этот кошмар случился со мной в далёком 1947 году. До сих пор вспоминаю, когда судья новосибирского городского суда предоставила мне «последнее слово», я, не зная, что сказать, произнёс:

- Граждане судьи, товарищи, поверьте, я не бандит! Я мечтал стать героем, как фронтовики, и бить врагов нашей Родины!

Сказанное было абсолютной правдой. После моего выступления, перед произнесением приговора, суд удалился на перерыв. Незадолго до этого, прокурор, несмотря на мой юный возраст и не то, что я был ещё несовершеннолетним, требовал применить ко мне исключительную меру наказания, то есть расстрел. Да я и сам теперь сидел и думал, может быть правда лучше, чтобы расстреляли, чем осудили на двадцать пять бесконечно долгих лет, которыми меня запугали сокамерники. Когда время ползёт черепашьими шагами, а ты сидишь и ждёшь, что принесёт судьба, невольно вспоминаются события, из-за которых попал, что называется «как кур – в ощип».

2.

Ужасно болела челюсть и преследовали памятные впечатления мрачного тюремного подвала, его затхлого запаха и душной атмосферы. Там, в этом логове, десять долгих мучительных ночей проходили изнурительные допросы. Немолодой следователь настойчиво требовал признаться в преступлении, приписывая мне то, чего я не совершал. Он спрашивал

- Когда ты стал членом банды? Кто главарь? С какой целью ты завладел пистолетом и где его прячешь?

Но я, как заведённый, повторял:

- Ни о какой банде я не знаю! Я родился и жил до шестнадцати лет в городке Болотном. Мои родные: отец, мама, три брата и две сестры там и проживают. Папа работает путейцем, мама – на домашнем хозяйстве. А я последнее время жил в городе Юрге, потому что полгода учился там в техникуме на электрика. Ни с кем из однокурсников подружиться не успел. Ни в чём противозаконном участия не принимал. Завладел наганом случайно, по глупости, просто очень захотел пострелять. Пистолет выбросил в лесную речку, а в котором месте не найду – разве теперь вспомнишь?!

3.

Чётко помнится, как в один из последних дней следователь даёт мне чистый лист бумаги, ручку и приказывает: «Пиши!» Потом начинает диктовать свою версию того, что произошло со мной. И в этой версии я невольная жертва, попавшая в коварные лапы банды. «Складная выдумка, - подумал я про себя, - но лживая». Всё досконально записав, в конце страницы делаю запись: «Со слов следователя такого-то мной, подследственным таким-то, записано собственноручно», ставлю число и подпись.

Когда следователь всё, написанное мной, перечитал и дошёл до последней фразы, он аж подскочил с места и с багровым от гнева лицом заорал:

- Кто?! Кто научил тебя так написать?!

- Учительница в школе, - отвечаю, - всегда требовала быть честным.

Вот тут-то, после моих по-детски наивных слов, энкавэдэшник и врезал мне своим огромным кулачищем по лицу, да так, что я от его зуботычины мигом слетел с табуретки и упал на холодный пол, чувствуя вкус своей крови во рту и нестерпимую боль в челюсти. После этого инцидента меня больше не таскали на допросы, а дело передали в суд. Конечно, сделать такую фразу в конце диктовки никто меня не учил – само как-то выскочило, а вот правильно отвечать на вопросы следователя нашлось кому подсказать.

4.

В помещении тюремной камеры в Новосибирске, куда привезли меня до суда, народищу было, как сельдей в бочке – человек где-то около двух сот. Смотрю, нары стоят по краям в три яруса, думаю: как же все умещаются, кода спят? А спать там всем приходилось по очереди. Свою первую ночь, как положено новичкам, я спал рядом с отхожим местом, так называемой «парашей». Для меня было дико оказаться в таком месте. Помню, лежу и думаю: всё – моя жизнь окончательно загублена. Но на следующий день, к своему удивлению, среди сокамерников мне посчастливилось встретить знакомца.

Во времена, когда я жил ещё в городе Болотном, частенько по пути в школу я здоровался с одним дедом, который проживал по соседству с нашим домом. Оказалось, что из-за доноса кого-то из соседей на него, он уже давно обитает здесь, в той же камере, куда попал и я. Был он то ли давнишний тюремный священник, уже не раз бывавший в заключении, то ли старый урка, знавший тюремные законы, сейчас уже не припомню, но читал он какую-то странную то ли молитву, то ли заговор воровской: «Боже, прости меня грешного, избавь от жилья неутешного, от этапа дальнего, от шмона капитального, от забора высокого, от судьи жестокого, от моря Охотского, от конвоя вологодского, от следователя-беса, от пайки малого веса, от холодного подвала, от лесоповала, от прокуроров и народных судов спаси, Господи, во веки веков!» - И неизменно добавлял, - «Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, прости – помоги мне, Боже, крест мой донести!»

5.

Заприметив меня с первого моего шага в камеру, он на следующий же день пригласил меня, как будто бы давнишнего друга, поочерёдно разделять с ним спальное место на нарах и стал немного опекать моё пребывание в тюрьме, то есть, подсказывал, как вести себя в камере правильно. Например, что нельзя принимать пищу, когда кто-то использует отхожее место по назначению, и что нельзя использовать отхожее место по назначению, когда кто-то из «блатных» или «авторитетных» сокамерников принимает пищу, а также не говорить «спасибо» и «пожалуйста», но говорить: «благодарю» и «от души». А самое главное, чем мне оказался полезен давний знакомец – это то, что он, когда я поведал ему свою историю, подсказал правильную линию поведения со следователем на допросах.

Пожилой сиделец говорил:

- Парень, обезоружив злобного энкавэдэшника, ты уже заслужил уважение всей местной братвы. Только не задирай носа, но и не опускай планку – бери всю ответственность за свою судьбу на себя! Говори: ни с кем из однокурсников не дружил, в застольях участия не принимал, ни за кого не заступался, а увидев настоящий пистолет, очень сильно захотел из него стрельнуть, поэтому так и поступил. Тебе следователь, конечно, не поверит, но ты неотступно стой на своём. Короче, не будь дураком – прикинься полудурком, иначе вашей компании припишут организацию банды и тогда всем вам «вышка», то есть, расстрел. Ты этого хочешь? Думаю, пытать тебя шибко не будут – ты же ещё студент.

6.

Что оставалось делать? Ничего иного, как прислушаться к этим словам – опыта у меня не было никакого.

В целом, всё и случилось так, как предположил этот дед. Суд же был недолгим. А в ночь перед приговором я увидел сон: будто бы в наш городок привезли так называемый «Второй фронт» - иностранную зимнюю одежду. Такое иногда случалось во время войны. Все начали расхватывать, что попадётся, а я выбрал себе очень хороший и тёплый морской бушлат. Одел его, застегнул – в самую пору. Думаю, красота! Как же мне повезло!

Когда утром поделился с сокамерниками своим сновидением, мне сразу сказали: «Это ты сам себе срок выбрал - хороший! Лет двадцать пять, не меньше». И все как-то нехорошо засмеялись.

7.

Кто бы мог подумать, что всё закончится так плачевно? Ничто такого предвещало. То лето шло как обычно. После полугода обучения в Юргинском техникуме, нашу группу студентов послали в колхоз на помощь в уборке хлеба. Большинство моих однокурсников были взрослые ребята в выцветших зелёных гимнастёрках, уже прошедшие войну. А я в группе был самым молодым, как говорится, необстрелянным пацаном и мне очень хотелось как-то проявить себя перед старшими товарищами, заслужить их уважение. Ну, вот и заслужил.

В один из дней в колхоз, где все мы трудились, заявляются два энкавэдэшника, их в те времена ещё по привычке называли чекистами. Два здоровенных дядьки в чёрных начищенных сапогах, тёмно-синих галифе, песочно-землистых гимнастёрках с золотыми погонами, в полной амуниции. У одного из них был пистолет в кобуре на боку – прямо, как с картинки.

Представившись и предъявив документы председателю колхоза, они интересуются, что за зерно находится в мешках возле амбара. А когда узнают, что это пшеница, начинают требовать сдать её государству.

8.

Председатель колхоза взмолился и говорит им:

- Товарищи, дорогие мои, всё, что положено по разнарядке, наш колхоз уже сдал, перевыполнив план. А это зерно на трудодни колхозникам, им же нужно как-то жить и кормить своих детей.

В ответ звучит грубое:

- Молчать! Сказано, сдать государству, значит, сдать! Страна голодает, а вы тут зерно прячете, куркули проклятые! Да я тебя пристрелю на месте, как врага народа!

При этих словах чекист хватает председателя за грудки. Но ребята, бывшие фронтовики, заступаются за него и, встав между спорящими, оттесняют напавшего – мол, не тронь! Оторопевший энкавэдэшник с криком «Ах, так!» расстёгивает кобуру и начинает доставать пистолет.

9.

Я в этот момент стоял позади и вдруг соображаю, что дело принимает слишком опасный оборот. Что-то подталкивает меня к этому, так сказать «героическому», поступку –иначе я не мог – всё произошло во мгновение ока, но теперь вспоминается, как замедленное действие.

Вот чекист достаёт своё оружие, я что есть силы толкаю его руку и пистолет падает на землю. Хватаю этот смертоносный агрегат и опрометью несусь к лесу, чувствуя в своей руке тяжесть холодного железа. Сердце в груди бешено колотится! Добежав до леса, я понял, что за мной никто не гонится и немного успокоился. Не соображая, что делать дальше, до вечера болтался по лесу и даже один раз стрельнул из пистолета, правда, потом выбросил его в лесную речушку.

Когда под вечер вернулся к своим, «золотопогонников» уже не было. Старшие товарищи меня горячо благодарили – я ведь спас кого-то из них, уберёг чью-то жизнь. Целый месяц потом я чувствовал себя настоящим героем, пока к нам в техникум не приехали на «чёрном воронке» чекисты.

А затем все эти события: тюрьма, встреча со знакомцем, допросы и зуботычина, разбирательство в суде…

10.

Минуты ожидания своей дальнейшей участи тянутся слишком долго. Внезапно раздаётся возглас секретаря: «Встать, суд идёт!» Судьи проходят на свои места. И наконец фортуна произносит суровым гласом: «Приговор именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. На основании вышеизложенного по совокупности совершенных преступлений судебная коллегия…» Перед моими глазами всё поплыло. Я понял только одно: десять лет, с отбыванием срока на Колыме в исправительно-трудовом лагере. Да, это не высшая мера, не четверть века, а всего десять лет! Но какое горькое и странное везение!

С тех пор фразу: «Бери всю ответственность за свою судьбу на себя!» я запомнил навсегда, и потом ещё не единожды она меня выручала. Но об этом когда-ни будь в другой раз!