Если вспомнить, как свирепо нападали на меня представители церкви, кажется забавным, что когда-то я и сам имел намерение стать священником.

Ч.Дарвин

 

 

 

 

 

Вот - ты один средь тысяч обезьян,

в своём раю, что вертится и давит.

Великий реформатор - Чарльз Дарвин.

Натуралист британских подземелий.

Тебя хотели силой обязать

служить короне. Ты же по семейным

делам - сперва увиливал, но позже,

пустив в расход святые образа',

стал воплощать в довольно ровный почерк

 

 

 

 

 

свои слова, в казенной кутерьме,

которая уж смешивала смертных

с бессмертными, хоть мир кричал:

"Не сметь их..." -

и проводил кровавыми руками

по бледному челу. Ты, как в тюрьме

в просторном кабинете - плавил память

под грудами больших энциклопедий.

Фамилии менялись, но во тьме,

ты повторял единственно: "Коперник".

 

 

 

 

 

Что вера есть? Разорванный матрац,

что горбоват, нуждается в набивке.

Ты понял это, будучи на "Бигле".

Исследовать природу - тяжкий подвиг.

Матрос гнусавил: палуба мокра!

А капитан кричал тебе: не порти

такой костюм. Не порти, Дарвин. Жалко.

"Какой костюм - ты думал - здесь мой крах,

вонзает в плоть неправедное жало,

 

 

 

 

 

пуская яд, что взмучивает ум.

Теперь я и мыслитель, и агностик.

Не стоит вера почестей. Отбросьте,

все праведные глупости и догмы.

Я не любитель, с детства, круглых сумм,

но должен всем, и - никому не должен.

У веры есть оттенок. Си-не-ва-тый.

Церковники вершат позорный суд

над всяким, кто способен сомневаться

 

 

 

 

 

и в книге книг, и - в сладкой чепухе,

которой брызжут пасти духовенства.

Вот мне кричали: Дарвин, догорелся?

Досочинялся, Дарвин? Доигрался?

Неужто наш английский человек

из обезьяны? Может, он - из Граций?

Ну, объясните, Господи, зачем нам

в стране развязный умник, чей разбег

приобретает силу и значенье?"

 

 

 

 

 

Вернувшись: ты женился, и осел.

Стремясь к уединению, ты убыл

в скромнейший городок, в безбожный угол,

чтоб чувствовать себя новейшим Ноем

иль старым графом. Время, как осёл:

то тянет ношу яростно, то ноет,

не продвигаясь с места. Дарвин, Дарвин,

тебя тянуло вроде и от сёл,

и в то же время - к сёлам. Годы дарят

 

 

 

 

 

и силы к вдохновению, и грусть

средь опытов, писательства, природы.

Ты был по всем критериям пригодным

к труду и одиночеству, вне дома.

Но каждый принимающий игру,

конечно же, - становится ведомым.

Судьба потом ослабла, стала клейкой.

Ты тратил жизнь. Твоя большая грудь

вмещала сердце большее, чем в клетках

 

 

 

 

 

таких тобой любимых обезьян.

Неужто, мы и, правда, их потомки?

Но кто же создал их? Идя по тонкой

классических религий и познаний,

ты силился духовно объяснять:

что недуховность - правильна. Ты занял

позицию отшельника и враля.

Тебе не раз приписывали связь

и с нечистью, и с ведьмами: "Он -варвар!" -

 

 

 

 

 

кричали все служители, чья власть

тряслась от "демонических теорий".

Ты отвечал: "Любезные, тем боле

хочу от вас избавиться, чем меньше

становятся сомненья. Началась

нелепая война, в которой мешкать

никак нельзя, чтоб выдержать. Не дрогнуть.

И пусть моя сознательность черна,

я не прибегну к милостивым догмам.

 

 

 

 

 

Я верю только в Эмму. Эмма - свет

моих суровых дней и предсказаний.

Как хочется прижаться, и сказать ей,

что там - за гранью смерти, есть пространство

назначенное нам. Одна из вер

предшествует другой. Смирись, постранствуй,

святое духовенство, и уверься,

что мир намного красочней. Ваш зверь

ревёт намного громче. Как увесист

 

 

 

 

 

ваш непокорный норов. Далеки

мы друг от друга разумом, тем паче

вы делите своих на тех, кто плачет,

и тех, кто не оспаривает истин.

Неужто все, вне веры - дураки?

Тогда - и я. - и крепко-крепко стиснув

больные зубы, ты кричал, озябши -

Смотрите! Ближе. Вот они - клыки

потомка первобытной обезьяны!"