городская лирика
* * *
Я лучшему другу оставил на память
два маленьких шрама, постель и жену.
О них мне друзья, батарейские* парни,
порою напомнят, - и я помяну.
Разрушен мой дом и размётан кострищем.
Я снова свободен! Почти холостяк!
Я знаю: прекрасно милиция свищет.
Я знаю: прекрасно целует кулак.
Я знаю: не будет забавней потехи,
чем женщину нежить, плевать на запрет.
Поэт, обучившийся волчьему смеху,
наполовину великий поэт.
Я знаю: червяк не вползёт в моё мясо,
когда отлечу я к последнему сну.
Живу на земле. Я ей многим обязан,
о чём мне напомнят, - и я помяну.
Мне радостны эти поминки, не скрою:
с вином наполняются мыслью слова…
И в чёрной вороне есть что-то такое,
что вовсе не хочется соловья.
* * *
Зачем мне строить дом? Его сожгут.
Зачем жениться? Всё равно изменит.
Зачем мне имя, если не зовут?
Зачем мне деньги? Можно и без денег.
Знал суть вещей и потерял их суть,
во всем искал и не нашёл значенья.
И незачем идти в Верховный суд:
там правды нет как божьего творенья.
Могилы предков стёрты на земле,
друзья, увы, не княжеского рода, -
не заряжу я пулей пистолет
и не испорчу собственной породы.
Поставить точку бы, но нет причин:
и так полно наделано ошибок, -
и кровь моя не порохом горчит,
а почками берез под знаком “Рыбы”.
Но я умею в сумрак заглянуть
и увидать большие перемены,
как тот пастух, который вертит кнут
и спать ложится на камнях Вселенной.
Д У Ш А
Уймись, солдат!
Ты много воевал!
Теперь воюешь на больничной койке.
Здесь твой последний, может быть, привал, -
пиши письмо своей шалаве Зойке.
Ты не нашёлся, что ей написать?
Подумаешь, еще один Жванецкий!
Мол, то и сё! И вдруг припомни сад
такой, чтоб был без предрассудков светских.
Чтоб там была зелёная трава,
в которой Зойка сотворила ложе.
Тогда ты на неё имел права
и покрывался весь гусиной кожей.
Что о душе известно ей?
Не вдруг
душа свою показывает силу;
ты вздрагивал тайком, когда по грудь
под ивой Зойка в озеро входила?
И воду раздвигала, как паром,
который вдруг от берега отчалил?..
Мы и любовь, и смерть переживём,
узнаем, где конец и где начало.
Она не дождалась твоей весны,
но вот весна за окнами настала!
Ночами ты смотрел такие сны,
что поднимался пар от покрывала!
Душа по-русски учится дышать,
она лицом купаться любит в травах, -
и, может быть, как раз твоя душа
принадлежала телу Святослава.
ПОСЛЕДНЯЯ РОЛЬ
Я спотыкался на земных уступах,
был неуклюж, как скрипка без смычка, -
все начинать, по крайней мере, глупо,
по крайней мере, глупо с кондачка.
И вот итог бессмысленных борений –
нет ничего, чем мог гордиться я –
две-три строки плохих стихотворений
и перед смертью – репетиция.
Да, я актёр. Я вера и безверье,
я сгусток крови, я назревший прыщ;
я то и сё… Или, по крайней мере,
я гений по освобожденью мышц.
О, никогда я не был так спокоен,
но в первый раз мой образ не смешон;
колокола небесных колоколен
звонят не мне. Но…тс-сс, я в роль вошёл.
Я разыграл трагическую сцену.
Не бьётся сердце. Так я сам решил.
И режиссёр как театральный гений
хотел меня поздравить от души.
И сводный хор исполнил панегирик
и к славе нёс на собственных руках.
Я распластался в параллельном мире,
оставив режиссёра в дураках.
