Тысяча и одна сказка

На жарком базарном променаде, среди, уже набившей оскомину туристу с двухнедельным стажем кричащей пестроты лавчонок, искрящих поддельными самоцветами, сбивающих с ног удушьем дурно выделанной верблюжьей кожи, выпячивающих горы бросовых, но незаменимых для убывающих отдохнувших: магнитиков, брелоков, мылец, бутылочек с цветным песком и всяческой подобной мишуры; выдвигающих тяжёлой артиллерией( вгоняющей в ступор от изобилия впервые очутившегося здесь) легионы сумок и сандалий местного пошиба и пошива, ковриков, клеток для птичек, расписных тарелок, мисочек, ваз; нарочито ярко блестящего металла украшений, сияющего под вечерним солнцем так, что кажется свет пересыпается в неисчислимом множестве браслетов и колец тихим, но постоянным сухим звоном - будто чья-то смуглая, тонкая рука перебирает, мешает фигурные лепестки фольги ленивым и беспрерывным движением; и прочая,и прочая; и, конечно, имеющих (каждая лавочка, как пещера Сим-Сим) своего рачительного хозяина - то ли султана, то ли раба, то ли стражника, мы, уже изрядно наевшиеся местного колорита,
болтались расслабленно и сонно...
Но стоит зазевавшемуся гуляющему притормозить у какой-нибудь безделушки или залюбоваться совершенной формой роскошного кальяна, выставленного прямо на тропе охоты за покупателем и
являющего собой не что иное как композицию - тугие кольца страстного змея обвивают точёный янтарь долгой талии нежной гурии, скользя от крутых молочных бёдер широкой мутной колбы к терракотовой глиняной головке - чашечке для табака и углей, тут же раздаётся истошный вопль :"Посмотреть! Раша! Как деля?", и, если не прибавишь шаг, кивнув исключительно из вежливости через маску матёрого, тёртого равнодушия, то испытаешь на себе все прелести аутентичного восточного торга. Начнётся дикий танец: "Сколько дашь? Ты капиталист! Ни мнэ, ни тэбэ!Камрада! Look!" Танец яркий, экспрессивный, жаркий и беспощадный. Танго страсти, пасодобль и знойная бачата в одном - на арабский манер. Кажется грозно набирают темп там-тамы и остро взвизгивает зурна, когда неистово жестикулируя, чёрный дервиш беснуется на раскалённой мостовой, дабы заставить тебя танцевать вместе с ним, раскрывая, словно под гипнозом, бумажник и платить, платить хотя бы за то, чтобы откупившись вырваться из его жадной и липкой власти...
Так вот, среди всего этого (не побоюсь громкого слова) великолепия, мы вдруг заметили над невысокой аркой неброскую вывеску "Alchemic". Сердце сладко забилось в предвкушении. Ещё боясь поверить неожиданному счастью я приникла к витрине. О, да! Прохладная темь глубины помещения бликовала пузатыми колбами и строгими гранями флаконов толстого стекла. Я уже не сомневалась что в них. Наконец-то я открыла это место! Совершенно случайно, уже ни на что не надеясь. Сотый раз преодолевая жаркий путь от площади к отелю и обратно, не замечала свод с голубыми буквами, ослеплённая здешней суетой и калейдоскопным сверканием.Точно глаз, непривычный к ярчайшему свету, защищаясь от прожигающих зрачок лучей, долго щурится и настраивает фокус,чтобы потом, освоившись различить детали.
А детали обещали быть преинтересными. Затаив дыхание я вошла. Тягучая сочная смесь ароматов накрыла плотной волной. Еле вынырнув из густых брызг я обнаружила небольшую комнату, что твоя кухня, но с высоченным потолком. Над головой медленно, с монотонным жужжанием размешивали воздух и время лопасти огромного вентилятора.
Масла оливы, тмина, инжира; мыла, крема, бальзамы...Нет, нет всё не то...
Вот же! В нише противоположной стены на полках тёмного, будто прокопчёного дерева точно источали живой свет бутыли и бутылочки с тяжёлыми кристаллами крышек. Там, в них переливались масляным золотом и сдерживали пламя страстей дивные, ласкающие обоняние и воображение пряные запахи восточных тайн...
Чисто русское "Здравствуйте!" заставило вздрогнуть.Из глубины лавочки появилась она. Хозяйка всех этих сокровищ. Не черноокая дива, закутанная в хиджаб, а совершенно европейской внешности молодая женщина, в открытом пастельного тона сарафане.
Нежнейший мейсенский бисквит её плеч был словно облит розоватой глазурью. Распахнутые серо-голубые глаза сияли на чуть тронутом намёком загара лице. Короткое волнистое каре рыже-каштановых волос обрамляло совершенный овал. Прибавьте к этому абсолютно идеальный носик, припудренный россыпью крошечных веснушек (словно Господь, решив добавить изюминку в непогрешимость созданного образа, стряхнул щёпоть медного песка на прекрасный лик) и тонкие губы, ничуть не портящие, а наоборот, умножающие аристократизм северной красоты.
С её появлением, казалось, повеяло морским бризом, несущим лепестки жасмина и роз. Вся она была, как хрупкий лилейный цветок, белый ангел, чудесное экзотическое существо, здесь - в смуглой, настоянной на солнечном зное северо-африканской стране.
Я сразу решила, что куплю у неё что угодно (хоть вытяжку из сколопендры), лишь бы хватило динар и терпения супруга.
 
Воздушное создание начало презентовать изыски арабских парфюмеров. Глаза мои разбегались. А нос, нос точно гоголевский персонаж зажил отдельной жизнью...Со звериной маниакальностью печально известного Жана Гренуя я бросалась к новым сосудам вдыхая и пытаясь разъять на молекулы божественные флюиды неведомых экстрактов.Белые тонкие пальцы девушки мелькали всё быстрее, выпуская волшебных джиннов из узких горлышек чудесных амфор.
С каждой новой нанесённой на кожу каплей эссенции, я окуналась в новую сказку. То видела себя необузданной охотницей за страшными берберскими львами, то - любимой женой султана - хитрой, коварной мускусной ночной жрицей, то - безжалостной пираткой, просоленной морем, с иссушённой жаждой наживы душой, то - юной, трепетной наложницей, несомой богатым караваном через бесконечный океан песка... Качались горбы, качались барханы, качалась занавесь в дверном проёме магазинчика...кружилась голова; и фарфоровая фея кружилась вокруг меня в ореоле невероятных приключений и фантазий...
Вскоре мои руки от запястий до локтевых сгибов были умащены, облиты и сияли всевозможными благовониями и маслами. Совершенно одурманенная, наугад я выбрала пару, уже не различимых в густой круговерти мускуса, амбры, сандала, лаванды и Бог знает чего ароматов и вывалилась из колдовского сумрака на свет божий.В шум и толпу курортного проспекта.
Пёстрые прилавки тотчас, словно карфагенская армада, сомкнули ряды за моей спиной. Обернувшись через десяток шагов, я уже не различала в буйстве красок и суеты лаконичные латинские буквы.
Прощай, славянская Шахерезада. Я даже не спросила твоего имени...